— За что лично вы воевали в той войне?
— Лично я воевал, чтобы Родина была жива, чтобы родственники были живы, чтобы я сам остался жив. Я этой цели достиг. Что касается пропаганды, «За Сталина, вперед!» — она тоже действовала, да, доходила до солдатских душ.
— Что вы думаете о наших людях, попавших в плен?
— Это самые несчастные люди, которым довелось воевать в 41-м, в начале 42-го года. Мы против этих людей счастливчики: нас государство вооружило мощной техникой, танками, самолетами, я уж не говорю о стрелковом вооружении. Дело в том, что при подготовке к войне ошибок много было совершено, это все мы понимаем. Мы могли подготовиться значительно лучше. Если бы Сталин прислушивался к высшему военному командованию и вовремя принял соответствующие меры для себя и государства, то этого бы не случилось.
— Каково ваше мнение о союзниках в той войне?
— Хотя и пытались нас после войны убедить, что помощь союзников была малоэффективной, мы, наоборот, считали, что они нам существенно помогли выстоять в первые годы. Помогали авиацией, танками, автомашинами. Со своими машинами у нас дело обстояло плохо, а «студебекеры» американские были исключительной проходимости. Я уж не говорю о свиной тушенке, сахаре, яичном порошке — крепко помогали.
— Как вы можете описать отношения с населением освобожденных территорий, с украинцами, поляками?
— В большинстве своем и с украинцами, и с поляками отношения были самые теплые. В польских деревнях мы несколько раз ночевали, как у себя дома: нас сажали за стол, угощали. Поляки ждали нас как освободителей. А об украинцах я уж и не говорю, самые теплые отношения с ними были. Если бы не две украинки, то меня бы сейчас здесь не было. Я так простыл, когда из окружения выходили, они все меры приняли, чтобы я выздоровел. Дня два или три, наверное, валялся в постели, как раз бригаду вывели на пополнение. Дай бог, чтобы такие отношения были сейчас между нашими народами. Я не буду говорить о бандеровцах, они неправильно восприняли приход советской власти, коллективизацию. Основная масса украинцев — это наши люди.
— Какое время года на войне было для вас самым трудным?
— Разумеется, зима. Мы сейчас в нормальных условиях живем, а там ничего подобного не было. Вот жена частенько спрашивает, а где вы жили на фронте? А где вы спали? А бог его знает, где мы спали. Где-то в окопе, в хате украинской, сарайке, под елкой в лесу. Сейчас трудно определить вообще, где мы жили. На танке спали, бывало, на трансмиссии шинелью укроешься, подремлешь — от двигателя тепло идет.
— Как вы можете оценить роль спиртного на той войне?
— Спиртное имело существенное значение, оно согревало, снимало психологическое напряжение; нам давали по 100 граммов в осенне-зимних условиях. Я слышал, что и при форсировании Днепра давали, в другие острые моменты давали. Я относился к этому, как и все, где удавалось, мы выпивали. Помню, Фастов взяли, бригадный инженер расстарался. Чтобы нас уважить, нам объявили трехдневный отдых, спирта достали канистру. Инженер говорит: «Пожалуйста, если есть аппетит, черпайте. Здесь вам командир бригады объявил отдых». Выпили, конечно, в том числе и я. Много ли надо восемнадцатилетнему, чтобы захмелеть, тем более там чистый спирт?
— Некоторые говорят, что спиртное имело решающее значение.
— Так могут говорить только недоброжелатели. Я не видел в бою пьяными ни офицеров, ни солдат. Это было в определенные моменты на отдыхе. Решающего значения спиртное не имело; оно помогало преодолеть страх, неуверенность, особенно молодым, подняться в атаку, преодолеть водную преграду, что не так-то просто.
— Как вы можете описать свое отношение к религии и Богу на той войне?
— Я был атеистом.
— В приметы верили?
— Нас четверо братьев было, из них трое в армии в войну были. Так вот, мать наша всегда ложилась спать с молитвой за нас, за сыновей. Молила Бога, чтобы сыновья остались живы, раньше времени в могилу не сошли. На фронте мне некогда было об этом думать, но, когда я приехал домой, я вспомнил, как она молилась. Вот в этом случае у меня сомнения, неужели дошли ее молитвы? А так — ни амулетов, ни примет не было. У нас отец был атеист, и мы воспитаны были атеистами.
— Какие награды вы имеете и за что они получены?
— Орден Красной Звезды, получен за участие в форсировании Днепра, взятие Киева, как было указано в наградных документах.
— Против бандеровцев и власовцев вы воевали?
— Довелось немного в Западной Украине, местечко Садовая Вишенка. Бригада там стояла на отдыхе, а нас привлекали для комендантского надзора за населением ночью. С вечера выстраивают, разбивают на патрули по 2–3 человека, дают сектор — столько-то домов по такой-то улице, проверить дома, чердаки, подвалы, колодцы, кладовки на наличие подозрительных и без документов. Всех таких лиц отводить в комендатуру.
Однажды полез я на чердак, автомат на боевом взводе. То же самое, если в подвал лезешь. Этим занимались недели полторы-две. По возвращении в воинскую часть была перекличка, все ли вернулись. Из одной проверки двое не вернулись. Немедленно отправили на поиски всю роту, а возможно, и всю бригаду. Танкистов только не трогали. Искали, а чего ночью найдешь? Нашли через два дня в хлеву; а хлевы там капитальные, каменные, двери внушительные. Дверь двухстворчатая, открывается на обе стороны. Нашли их под соломой благодаря тому, что у одного ботинок не был завален. Когда разрыли, они оказались зарезанными. Видимо, когда наши двери распахнули в хлев, зашли для проверки, те стояли за створками, ножами с двух сторон зарезали. Погибшие солдаты были из комендантского взвода или взвода связи, я уже не помню.
Каково было наше отношение к ним? Крайне отрицательное отношение.
— Какие чувства вы испытывали в боевой обстановке?
— Привыкли. Конечно, когда попали на фронт, первые месяц-полтора все как-то необычно было, иногда страшно. Бомбежку переносили очень тяжело. Однажды побежали от бомбежки в Днепр — «юнкерсы» встали в карусель, пока весь запас не высыплют, не улетят. А наша авиация под Курском осталась на аэродромах, немцы и свирепствовали первые дни.
— Как можно описать правила и приемы, позволяющие выжить на фронте?
— Очень много зависит от командира подразделения, хороший командир вселяет в подчиненных спокойствие и уверенность. Новохатько, например, как только начали к Днепру подходить, специально остановил бригаду, всех выстроил и говорит: «Ребята, не бояться, не падать духом. Мы с вами. Быть дружнее, не робеть!» Не робеть — так и выразился. И все остальные командиры нас поддерживали. Мне кажется, это самое главное.
Во время бомбежки они нас хорошо обучали. Самолеты летят: «Ребята, не бойтесь, они нас бомбить не будут. Раз они пролетают над нами, будут бомбить другой участок».
В работе сапера главное — осторожность, спешки не допускать. Найти мину, разрыть, найти взрыватель, выкрутить его. Вот главное.