— Опоздали — забрали вашего германца, — сообщила ему Ольга, когда они встретились в коридоре возле палаты. — Прямо в больничном халате крепостное начальство увезло.
И добавила с неприязненной язвительностью:
— С большим почтением провожали. А он еще возмущался, что вещи его потерялись.
— Простите великодушно, что подвел вас, — положив мешок на кушетку, развел руками Земцов. И после нескольких секунд сумрачного молчания поинтересовался:
— Куда же вы теперь, позвольте полюбопытствовать?
— Я в плен не пойду! — резко обернулась к нему Ольга, дерзко и решительно сверкнув серо-желтыми глазами.
— Вот как, — заинтересованно вскинул бровь Земцов. И, будто проверяя ее, поинтересовался:
— Чего же вы опасаетесь? Разумеется, никто вам вреда там не причинит. Да и не плен это для вас, строго говоря, будет. Ваша помощь наверняка понадобится нашим же раненым и больным.
— Вот вы туда и отправляйтесь! — обрубила Ольга и порывисто обернулась к стене. Плечи ее ходили вверх и вниз. Земцов, надо признаться, ожидал увидеть на ее глазах слезы или вообще, чего доброго, настоящую истерику. Но не тут-то было. Развернувшись снова к нему, она буквально прожгла его сухим и колючим взглядом:
— Так что же вы здесь стоите?! Бегите сдаваться!
— Видите ли, многоуважаемая Ольга Александровна, — чуть усмехнулся краешком губ Земцов. — Дело в том, что у меня несколько иные планы…
Они прошли в самый дальний угол коридора и оказались в небольшом тамбуре. В палатах хлопали двери, деловито сновал во все стороны медицинский персонал. Прошептались некоторое время, как заговорщики, постоянно озираясь на входную дверь. Земцов еще раз попытался убедить ее, что ей нет смысла так рисковать. Скорее всего, немцы вообще могут выпустить ее беспрепятственно в Россию. Она резко заявила, что не примет никакой милости из рук врага. Два отчаянных молодых задора сошлись тогда в них воедино. Незаметно они перешли к обсуждению деталей совместного прорыва. Ольга именно так это и называла — не побег и даже не выход из окружения, а именно прорыв. В то время как по Новогеоргиевску уныло брели в плен в полном составе роты, батальоны и целые полки, они рассматривали маршрут движения на восток. Оказалось, что у Ольги уже была приготовлена и довольно подробная карта местности, по которой следовало уходить, и даже имелся небольшой запас продовольствия в дорожном чемоданчике.
— Когда вы успели подготовиться? — искренне подивился Земцов.
Оказалось, что вчера в лазарет привезли раненого русского летчика, который после получения известия о капитуляции попытался несколько успокоить заволновавшихся раненых и медицинский персонал, сообщив, что знамена и штандарты дислоцировавшихся в крепости русских частей были самолетами отправлены в расположение основных сил фронта. Летчик сетовал, что из-за ранения не может улететь из крепости сам. И восторгался какими-то знакомыми офицерами, которые еще до принятия решения о сдаче говорили, что в случае такого решения они ему не подчинятся и будут пробиваться на восток. Тогда Ольга и решила действовать так же.
Земцов слушал ее и, сам того не осознавая, любовался своей нечаянной собеседницей. Конечно, с их стороны это была порядочная авантюра с весьма призрачными шансами на успех. Но каждому из них было едва ли больше двадцати лет, и когда же еще было решаться на авантюры, если не сейчас! Земцова, конечно, несколько раз в течение разговора посещала вполне здравая мысль, что он втягивает девушку в очень серьезные неприятности. Он честно озвучил ей все свои сомнения и опасения. Однако Ольга была непреклонна.
Когда они вышли на улицу, по городу уже двигались с разных сторон германские патрули.
— Пойдемте! — Ольга быстро схватила за руку бывшего в полной русской офицерской форме Земцова.
Они перебежали на другую сторону и скрылись в подворотне. Отворив маленькую дверь, поднялись вверх по трем деревянным ступеням и вошли в небольшую комнатку. Как объяснила Ольга, тут она жила, буквально в двух шагах через улицу, напротив лазарета. Здесь они просидели до позднего вечера. С наступлением темноты несколько раз пытались выйти наружу, но всякий раз, слыша гортанные выкрики и тяжелую поступь немецких патрулей, были принуждены возвращаться обратно. В тревожном ожидании прошла ночь.
— У вас есть чемодан? — невозмутимо осведомился Земцов утром следующего дня.
— Чемодан?
— Да. И желательно большой.
Ольга извлекла из-под кровати чемодан внушительных размеров.
— Есть идея, — ободряюще кивнул ей Земцов.
Он переоделся в форму немецкого лейтенанта, которая так и оставалась у него с собой. Натянул пришедшиеся как раз по ноге сапоги рыжей кожи, препоясался ремнем. Сдвинул вперед с левой стороны на германский манер коричневую кобуру трофейного «Люгера». Свою форму уложил в туркестанский мешок, а его, в свою очередь, — в большой дорожный чемодан. На дно чемодана сунул и свой револьвер. Надел фуражку с красным околышем и очень серьезно повторил почти дословно то же самое, что два дня назад говорил Земцову его ротный командир:
— Ольга Александровна, Рубикон перейден. Если меня раскроют в этой форме, последствия будут самые печальные. Если выяснят, что мы действуем заодно — не поздоровится и вам. У каждого из нас есть шанс выбраться по отдельности. Предлагаю вам воспользоваться своим.
— Мы пойдем вместе, — без колебаний произнесла Ольга.
— Ну что же, как вам будет угодно… — Земцов в задумчивости потер подбородок: — Вы говорите по-немецки?
— Немного. Свободно только по-французски.
— К сожалению, мы не в Париже.
— Мы в России. К счастью. — Земцова буквально пробуравил пронзительный взгляд серо-желтых глаз.
Он только молча покачал головой…
Спустя четверть часа улицами Новогеоргиевска, по которым уже прогнали русских военнопленных и теперь деловито сновали германцы, ни от кого не таясь, шагали немецкий лейтенант с большим дорожным чемоданом в руке и сестра милосердия рядом с ним. Слава Богу, нейтральное платье Ольги ничем не выделялось на фоне платьев немецкого женского медицинского персонала. В руках у нее также был маленький чемоданчик. То и дело козыряя, Земцов как можно непринужденнее двигался в сторону хорошо знакомой ему железнодорожной станции. Ольга уверенно держалась в шаге от его плеча. На путях вдалеке протяжно гудели паровозы — значит, железная дорога действовала. Все подъездные пути в западном направлении были забиты теплушками. Увы, во многих из них Земцов разглядел наших пленных.
«Сейчас бы сидел так же», — с горечью и одновременно с волнительной надеждой оттого, что про него это не так, подумалось ему о себе.
Усадив Ольгу на скамейку и пристроив рядом с ней оба чемодана, Земцов спокойно сам направился к стоящей чуть в отдалении от них группе германских военных. До Ольги донеслись обрывки их завязавшейся беседы. Поджав губы и стараясь не выдать своего волнения, она смотрела, как Земцов непринужденно разговаривает с немцами. Вот он достал папиросу, кто-то из германцев услужливо щелкает зажигалкой. Земцов благодарственно кивает, говорит что-то еще, поворачивается в сторону Ольги и делает ей легкий кивок. Ольга сначала непринужденно слегка улыбается в ответ и лишь потом осознает это. Понимая, что выражение лица вот-вот выдаст ее, у нее хватает сил отвернуться в сторону якобы со скучающим видом…