Сверчкевич в этот раз превзошел самого себя. Все это он излагал очень проникновенно и убедительно, сопровождая свою речь энергичными рубящими движениями, олицетворяющими, надо полагать, сокрушительные удары, которые должны обрушиться на головы белофинской военщины. Закончив, отхлебнул воды из стакана и обвел аудиторию пылающим взором. Все присутствующие, безусловно, прониклись важностью наступившего момента. Солдатик из ремонтно-восстановительного батальона сидел с открытым ртом и только хлопал глазами. Никто не задал ни одного вопроса.
29 ноября бригада была придана изготовившемуся к атаке стрелковому корпусу и на следующий день в его составе перешла границу с задачей разгромить финские части и не допустить их отхода в северо-западном направлении.
«Невысокое солнышко осени зажигает огни на штыках», — полилась над лесами и болотами заранее заготовленная вдохновенная песня о долгожданном освобождении Финляндии. Однако на следующий же день осеннее солнышко сменилось зимним, а долгожданное освобождение завязло в оборонительных сооружениях предполья «линии Маннергейма». Задурманенный управляющей им преступной кликой финский народ упорно не желал «освобождаться».
Действия танковой бригады первоначально имели успех. Получив боевую задачу и здраво рассудив, что дороги, вероятнее всего, заминированы, Барсуков повел свою роту через лес, по азимуту. Шли с открытыми люками. Коломейцев полдня усердно ворочал рычаги, заваливая мощным корпусом танка небольшие деревца и старательно объезжая вековые сосны и замшелые валуны. Ко второй половине дня услышали впереди звуки боя и вокруг небольшой высотки обнаружили нашу пехоту, прижатую к земле финским огнем и уже окруженную с трех сторон. Подоспели как раз вовремя — стремительной танковой атакой положение было восстановлено. Более того, совместно с пехотинцами с ходу захватили мост через небольшую лесную речушку и плотно закрепились на другом берегу. Однако продвинуться дальше оказалось уже труднее. Весь следующий день танки поддерживали атаки пехоты на хорошо укрепленную деревню, вокруг которой финны заблаговременно устроили огневые точки и скрытно расположили артиллерию. Советская пехота несла большие потери, танкам необходимо было пополнить боекомплект и запасы горючего. Снабжение между тем куда-то запропастилось. Пехотные грузовики были потеряны еще вчера на восточном берегу. Вытащенные с линии огня раненые начали замерзать. Посовещавшись со стрелковым капитаном, Барсуков распорядился выгрузить боекомплект из двух машин и распределить его среди оставшихся. Из срубленных деревьев соорудили самодельные волокуши. Их прицепили к танкам, погрузили тяжелораненых и в сопровождении санинструктора отправили собранную на скорую руку импровизированную колонну обратно за реку, где остались отапливаемые палатки.
— Деревню надо брать, — произнес Барсуков. — Иначе померзнем.
Приплясывающий на крепчавшем морозе стрелковый капитан утвердительно закивал.
Провели еще четыре безуспешные атаки. Когда пошли в сгущающихся сумерках в пятую, финны запалили деревню со всех сторон и ушли. Организовать преследование уже не было ни возможности, ни сил. Кое-как переночевали среди тлеющих головешек и отправили передовой дозор дальше. К середине третьего дня наступления наконец-то подтянулись отставшие тылы. Вернулась разведка — впереди были взорванные мосты, засеки и густо заминированные дороги. По обочинам простирались непроходимый лес и болота. Попытались найти объезд и утопили одну машину — танк быстро ушел в заснеженную жижу по самые башни, так что экипаж едва успел выскочить наружу. Под заледеневшей и припорошенной снегом коркой скрывалась незамерзающая трясина. О том, чтобы вытащить увязшую машину, не могло быть и речи.
— Хреново, — констатировал Барсуков.
Но все это оказались лишь цветочки. Когда через неделю неимоверных усилий вышли к первой линии основных оборонительных сооружений финнов, вот тогда увязли основательно. Поредевшая танковая рота расположилась на лесной опушке. Впереди, слева и справа, насколько хватало глаз, простиралось открытое пространство, сплошь утыканное ровными рядами надолбов — так называемых «зубов дракона». Где-то далеко за ними у гряды маячивших на горизонте холмов была спрятана мощнейшая сеть огромных дотов, снабженных всем необходимым.
— Приехали, — в очередной раз констатировал Барсуков и опустил бинокль.
Развернулись ожесточенные бои по прогрызанию знаменитой «линии Маннергейма». Финские позиции штурмовала советская авиация, на лесные завалы и скрытые за цепочкой надолбов доты бросались танки, волна за волной ходила в атаку пехота. Безрезультатно. К исходу очередного дня безуспешного наступления снег заметал искореженную технику и сотни оставшихся лежать среди воронок трупов. Утром все начиналось сызнова. В лобовых атаках сжигались батальон за батальоном. Зима выдалась лютой. В едва отапливаемых лазаретных палатках в ближайшем тылу корчились от холода раненые. Насмерть замерзали, не дождавшись смены, выставленные сторожевые дозоры. А к передовой все тянулись и тянулись бесконечные цепочки стрелков в светло-серых шинелях и обледенелых буденновках. Перекрашенные в белый цвет танки бригады регулярно ходили на штурм финских укреплений. Несколько раз им удавалось прорываться за линии надолбов. Однако финны всякий раз отсекали от танков пехотное прикрытие. Понеся потери, бронированные машины возвращались обратно. Так продолжалось до конца декабря. В январе атаки приостановили. Бригада пополнилась присланными с Кировского завода «двадцатьвосьмерками». Получил новую машину и экипаж Барсукова. Старая подорвалась на мине практически у своих позиций в самом начале очередного безуспешного наступления. К счастью, хоть из экипажа никто не пострадал.
В один из дней февраля Барсукову со взводом из своей роты было приказано выдвинуться в передовой секрет. Расположились в небольшой низине, с трех сторон укрытой невысокими заснеженными холмами. На них, как заверили танкистов, было выставлено наше стрелковое охранение. Поэтому появившиеся в утренних сумерках фигуры в маскхалатах сначала приняли за своих. Ошибку поняли, лишь когда сверху занятую советскими танкистами поляну со всех сторон начали закидывать гранатами.
— Финны! — зазвенел в насквозь промороженном перелеске чей-то истошный крик.
Две задние машины, перекрывавшие выезд из низины обратно к нашему расположению, запылали практически одновременно. Их забросали бутылками с горючей смесью. Вылезшие из наспех вырытых накануне в снегу между колдобинами нор и не успевшие запрыгнуть в танки экипажи отстреливались наугад из стрелкового оружия. Коломейцев залег в снегу, чуть приподнял голову, напряженно всматриваясь в белую громаду своего танка. Вроде невредим. Оглядел поляну — их танк уцелел единственный. Пока уцелел. Весело выбившая прямо перед ним фонтанчики снега пулеметная очередь заставила Витяя пригнуться. Рядом плюхнулся в снег Барсуков, передернув затвор своего «ТТ». Взглядом указал Коломейцеву на танк. Финны держали поляну под перекрестным огнем, но бутылки больше не кидали. Наверное, они у них закончились.
— Сразу заведется? — едва шевеля замерзшими губами, прошептал Барсуков.
— Должен. Я полночи печку под моторным отделением топил, — таким же сиплым шепотом отвечал Коломейцев.