— Паша, ты кроме как п. деть чего-нибудь еще делать умеешь?

Сверчкевич заиграл желваками, молча прислонился спиной к валуну, отвернулся в сторону и громко задышал, свирепо раздувая ноздри. Больше до вечера он не проронил ни слова.

Они просидели на морозе целый день. По ним никто не стрелял, но зато замерзли все страшно. С наступлением вечерних сумерек поползли в сторону своих позиций. Обогнули холм, который им не суждено было утром объехать на танке.

— Стой! Кто идет? — раздалось откуда-то снизу.

— Свои! — отозвался Барсуков, решив, что они достигли позиций нашего боевого охранения. — Мы танкисты. Нас подбили.

Вопреки ожидаемых строгих вопросов человек внизу вдруг попросил изменившимся, жалобным голосом:

— Товарищи танкисты, поднимите меня, пожалуйста.

Оказалось, перед ними была большая воронка. Все четверо сползли в нее на животах. На дне воронки обнаружился лежащий на спине пухлый красноармеец с петлицами связиста. Неловко раскинутые ноги с поломанными лыжами застряли в оголенных взрывом корнях деревьев.

— Куда ранен?

— Да цел, кажись, только поморозился. Я уж кричал, кричал — никто меня не слышит.

— Тебя как сюда занесло?

Посланный исправлять обрыв на линии связист, как и положено, шел по проводу. Вместо своих провод привел его на нейтралку за холмами. Он долго монотонно брел в белом безмолвии, пока сообразил, что топает на лыжах по снежной целине уже далеко за пределами наших позиций. А в кустарнике напоролся на разведгруппу финнов. Вражеские разведчики поступили весьма оригинальным способом — не просто перерезали связь, но и утащили провод далеко за собой. Как умел, солдат бросился бежать на лыжах обратно, вызвав со стороны противника… дружный смех. После чего и завалился в воронку.

— Ну не ходок я на лыжах, — утер нос рукавом шинели связист.

Финны подъехали к воронке, поглядели на петлицы рядового, на нелепую позу, в которой тот лежал с поломанными лыжами, оскалились в улыбках и умчались на своих быстрых лыжах прочь.

Барсуков переглянулся с экипажем:

— Это, похоже, наши утренние гости.

— А я лежу тут третий час… — закончил свой рассказ связист.

Красноармейца осторожно подняли на ноги.

— Здоров ты, братец, — одернул на нем за хлястик распираемую во все стороны шинель Барсуков.

— Да не, это на мне два ватных комплекта надето, — пояснил связист. — А так я худой.

Все представили связиста в таком одеянии, навьюченного катушкой и карабином, на лыжах, и вслед за финскими разведчиками на лицах танкистов мелькнули невольные улыбки.

Дальше выбирались впятером. К советским позициям с другой стороны холма подходили уже в полной темноте. Связист посигналил карманным фонариком. Ему ответили, окликнули, спросили пароль. Получив верный отзыв, пропустили в траншею.

— Мы уж думали, ты с концами…

— А я вот он, — шмыгнул носом и привычно утерся рукавом шинели солдат. — И не один…

Драматичный танковый рейд закончился для всех его участников на удивление благополучно. Коломейцев всего лишь поморозил лицо и пальцы на руках и ногах, что в сравнении с «освободительным» походом в Финляндию выглядело сущими пустяками. Через несколько недель Зимняя война закончилась. В бригаде награждали отличившихся бойцов, командиров и политработников. С легкой руки Сверчкевича, которой тот, помимо командира танка, написал рапорт об их февральском приключении, вынужденная вылазка экипажа Барсукова была отмечена командованием. Все получили медали «За отвагу», а политрук — орден Красной Звезды.

— Иван, вам надо усилить политическую подготовку личного состава, — вещал Сверчкевич, протирая рукавом новенький орден на шевиотовой гимнастерке. — Настоятельно советую сосредоточить именно на этом самое пристальное внимание.

Политрук был весьма доволен собой. Он только что вернулся из полевого госпиталя, расположившегося в большом финском хуторе, где проводил лекцию о преимуществах снабжения бойцов РККА по сравнению с солдатами буржуазной Финляндии. Лежавший на койке паренек из ремонтно-восстановительного батальона вопросов уже не задавал и глазами не хлопал. На его осунувшемся и резко повзрослевшем лице залегла глубокая складка вокруг губ, а обе отмороженные ступни были ампутированы.

Сверчкевич порассуждал еще с минуту о том, какие возможности открыла советская власть простым людям и лично Барсукову, как вывела его, беспризорника Ивана Барсукова, в красные командиры, дала то, о чем многие поколения угнетенных трудящихся даже не могли и мечтать. И как важно сохранять бдительность, чтобы оградить эту родную, плоть от плоти трудового народа власть от любых вражеских поползновений.

— Паша, мне-то лапшу на уши не вешай, — поморщился Барсуков, накинул реглан и вышел из блиндажа.

Вскоре Барсуков был откомандирован в другую часть для дальнейшего прохождения службы на новых тяжелых танках. Ему поручили отобрать с собой лучших специалистов в своем деле. Первым, кого он взял, был Коломейцев.

3

Земцов сидел в кузове «Шкоды», пристроив в ногах ранец и автомат. Они уже несколько часов глотали пыль на польских дорогах. Наглухо запахнувшись германским мотоциклетным плащом и надев фуражку офицера вермахта, лейтенант Кнапке уселся в кабину рядом с шофером. Тот единственный из всех оставался полностью в немецкой форме. После посадки их отделения в грузовик Кнапке лично зашнуровал снаружи тент, строжайше запретив разговаривать и курить. Ехали молча.

За весь день была только одна остановка на обед. Перекусывали сухим пайком. Отделение расположилось на маленькой протоке. «Шкоду» загнали в глухой кустарник. Кнапке тщательно осмотрел окрестности и только после этого расшнуровал тент. Строго определил место, где они могут находиться. Все должны были постоянно быть у него на виду. Отлучаться — запрещено, даже по нужде.

— Не стесняйтесь, — хмыкнул лейтенант и объявил: — На прием пищи, перекур и прочие дела двадцать минут.

Хубе и латыш Берзиньш бойко вскрыли банки с тушенкой — те самые, полученные накануне на складе у прусского майора. Вытащив из-за голенища сапога алюминиевую ложку (складные немецкие вилки-ножи педантичный Кнапке всем приказал сдать), Земцов присел у задних колес грузовика с банкой в руках.

— Вы держите ложку в сапоге как настоящий русский, — уплетая мясо, кивнул Земцову Хубе. И, желая показать, что он хорошо выучил урок, добавил: — Товарищ старшина…

«Товарищ старшина» лишь усмехнулся в ответ — знал бы этот вестфальский парень, где только не держал ложки Земцов за время своей долгой военной службы.

— Это не вполне гигиенично, — прокомментировал Берзиньш с типичным металлическим акцентом прибалта.

— Стройте фразу еще короче, Берзиньш, — моментально отозвался Земцов. Суть сказанного замечания, казалось, его совсем не волновала. — Скажите по-другому.