— Выпускал-то я их в самый последний момент. Этого делать не положено по законам. Но, может быть, они меня и спасли, а без них при ударе о землю взорвался бы…
— Значит, еще раз счастливчик… Тебе надо уходить отсюда… Сержант, быстро проведешь летчика на вторую позицию. Передашь ротному: пусть отправит нашего друга к медицине. Там отмоют и смажут вывеску, а то пропадет «девичья» красота…
Траншея все дальше уводила Осипова в тыл от места его нового рождения. Впереди — широкая спина в потной гимнастерке, по бокам, в толще чернозема, ниши с боеприпасами и огневые ячейки.
— Слушай, сержант, зачем боеприпасы и прочие премудрости в траншее?
Сержант засмеялся:
— Это не премудрости, а отсечная позиция. Если немец прорвется через первую позицию, то можно по траншее подать резерв и ударить из нее во фланг наступающим.
Сзади загудело, загрохотало, земля заполнилась мелкой дрожью. Провожатый остановился:
— Я дальше не могу. Вы на меня не обижайтесь. Артналет начался, значит, фашисты сейчас в атаку пойдут. Мне туда, к своим, надо… По этой траншее еще метров сто, а там встретят…
— Доберусь, ты не беспокойся… Будь здоров.
Сержант побежал назад. Осипов посмотрел ему вслед. В груди появилось чувство теплоты, признательности и гордости за этого человека, которого он на всю жизнь запомнит под псевдонимом «Сержант». Подобных ему многие «тыщи». На них, на их беззаветной преданности держится война. Бежит сейчас он навстречу смертельной опасности. Ему никто не приказывал. Была возможность и задержаться с его проводами. Бежит он в бой по велению долга, по зову своего сердца, по благородному чувству фронтового товарищества и побратимства. «Командир, его подразделение, его участок фронта в опасности».
Поворот траншеи скрыл бегущего. Матвей зашел в стрелковую ячейку, посмотрел, как разрывы поднимают косматые охапки земли вверх, и ему сделалось грустно от чувства своей одинокости. Захотелось вернуться к тем людям, которые торопились отвести его в тыл.
Снаряды продолжали перепахивать землю. Слух к звукам непрерывных разрывов притупился. Наблюдение пляски огня и воя металла со стороны ослабило напряжение и уменьшило ощущение личной опасности. Наконец грохот на какой-то миг оборвался, и снаряды, взвизгивая и подвывая, пошли через его голову, чтобы через секунды вновь обрушиться на новый участок обороны, но уже дальше, в тылу. Потом в свисте полета, вое снарядов он услышал новый, непонятный ему шум. И мимо него туда, где раньше рвались снаряды, побежали солдаты с автоматами, ящиками гранат и патронов, протащили противотанковые ружья. Он был рад их появлению и решил, что подождет командира и присоединится к ним. Пробежали два пулеметчика, и появился офицер в его же звании.
— Эй, командир, возьми меня с собой.
— А ты кто?
— Летчик я со сбитого самолета.
— Нет, друг, нам с тобой не по пути. У нас у каждого свое дело. Ты шагай быстро в обратную сторону, а то командир полка уже дважды драил комбата из-за того, что тебя к нему не доставили… За желание помочь спасибо, а нас не подводи. Ну, давай, а то мне некогда…
Новая теплая волна поднялась в сердце Матвея от увиденного и от того, что о нем помнят. Не только не забыли, но и хотят, чтобы он быстрее ушел с переднего края и занимался своим делом, делом летчика…
К вечеру Осипов добрался к своему аэродрому. С дороги ему были видны капониры, и он решил напрямую пройти оставшийся километр пешком, чтобы размяться от долгой и тряской езды на попутных машинах. Кроме того, нужно было и как-то собраться с мыслями перед докладом командиру о своем возвращении.
Относительная тишина поля, недолгое одиночество позволяли сосредоточиться и снова пережить события дня… Сколько человек о нем сегодня беспокоилось и приняло сердечное участие в его судьбе?… Десятки… И это в то время, когда грохочет небо и стонет земля, когда гибнут тысячи, когда каждый помогающий, от «сержанта» и до полковника, сам не знает, что будет с ним через минуту.
Шло собрание. Комсорг эскадрильи младший лейтенант Чернов предоставил слово докладчику.
Осипов, прежде чем начать говорить, внимательно осмотрел сидевших в капонире людей.
— Товарищи! Мне, вашему командиру и коммунисту, было очень важно убедиться в том, что к вопросу «О задачах комсомольцев в бою» нет равнодушных. Вся эскадрилья здесь. Мы последние дни много летали и кое-чему научились. Время затишья кончилось, и в начавшемся сражении нам придется наравне с опытными летчиками добывать победу. Без дисциплины, смелости, умения и непрерывной учебы в бою и после него невозможно успешно малой кровью бить врага. О том, как воевать, мы много уже говорили: полученное боевое задание должно быть выполнено. Чтобы хорошо воевать, надо понять: кто ты и зачем живешь на земле? В нашей газете «Советский пилот» за восьмое апреля напечатано «Сообщение чрезвычайной государственной комиссии… о злодеяниях немецко-фашистских захватчиков…» Вот несколько примеров из мест, где полк воевал прошлую зиму: в деревне Драчево немецкий лейтенант в доме колхозницы Чистяковой сжег 200 жителей заживо; в деревне Двоевка немцы бросали в колодцы живых детей; в деревне Песочная сожгли более 100 человек; в деревне Ханино сожгли 79 военнопленных, из районов Вязьмы и Ржева на каторжные работы в гитлеровскую Германию угнано 16500 человек Приводятся данные о разрушениях. Например, в Вязьме из 5500 зданий уцелело всего 51. Обстановка складывается так мы должны уничтожить врага, пришедшего на нашу землю с тотальной войной. Отныне мы должны каждый день спрашивать друг у друга: «Сколько ты убил фашистов сегодня?» И требовать от себя и других: «Завтра убей больше». Личный счет уничтоженных врагов и его техники должен стать большой силой в боевой работе и оценке мастерства каждого из нас. В сорок первом, под Киевом, нам было очень тяжело. За день до своей гибели капитан Чумаков, собрав нас вечером, говорил о жизни, любви к своему народу и закончил свою беседу словами Маяковского из поэмы «Хорошо». Вот это место:
…землю, которую завоевал
и полуживую вынянчил,
где с пулей встань…
с винтовкой ложись,
где каплей льешься, с массами, —
с такою землей пойдешь на жизнь,
на труд, на праздник и на смерть!
Товарищи, главный смысл нашей жизни сейчас в словах: «Убей захватчика! Фашистом меньше — победа ближе!…»
— Вопрос к докладчику.
Поднялся прибывший с последним пополнением черноволосый, высокого роста летчик
— Существует ли уважительная причина невыполнения задания?
— Товарищ Ртищев, в такой обстановке существует только одна — смерть.
— Есть еще вопросы к докладчику?
Вопросов больше не задали. И теперь комэск слушал короткие, как реплики, но страстные выступления своих подчиненных. Он был убежден, что никто из них не свернет с боевого курса, не нарушит приказ. Могут быть только ошибки от неумения или от очень большого желания сделать как можно лучше. Ему было радостно и тепло от товарищеской готовности говоривших помочь друг другу, от отзывчивости этих сердец. Свои мысли не мешали четко и заинтересованно воспринимать их слова…