— А куда же они денутся без нас? — бодро отозвался майор.
— Короче, договорились. Только я это серьезно. Мне здесь очень понравилось.
Коготь приостановился и, повернувшись, сказал другу:
— Мы обязательно с тобой приедем сюда, Андрей. Обещаю. Здесь на самом деле очень красиво. Скорее бы эта проклятая война закончилась. Третий год уже бьемся с фрицами. На фронте сейчас идут тяжелейшие бои, небось, Варя моя не вылезает из операционной, — вспомнив супругу, сказал майор.
— Да, много еще погибнет наших солдат и офицеров, прежде чем мы раздавим немецкую гадину.
За разговорами они не заметили, как прошагали около девяти километров, по очереди неся ящик с продуктами. Впереди между деревьями показалась сторожка. Один из солдат, раздевшись догола, окатывал себя студеной колодезной водой.
— Водными процедурами занимаются, — улыбнулся Самойлов.
Солдат быстро оделся, повесил на плечо автомат. На крыльце появился лейтенант Малютин и что-то сказал солдату, который, увидев вышедшего на поляну перед домом майора, громко крикнул «Смирно!» и вытянулся по струнке.
— Вольно, — махнул рукой Коготь. — Голосина у тебя такая, что всех зверей в тайге распугает.
— Вот вам провизия: тушенка, хлеб, папиросы, — поставив ящик перед лейтенантом, сказал Самойлов.
— Это хорошо, а то с едой здесь у нас уже туговато стало, почти все съели, — добродушно сказал Малютин.
— Как там наш лесник? — поинтересовался Коготь.
— Все в порядке, товарищ майор, сидит в сторожке связанный. Солдат там наш его охраняет, да и мы снаружи.
— Понятно, — протянул Коготь, — вы тут перекусите, — кивнул он на стоявший на земле ящик с продовольствием, — а мы потолкуем с лесником.
Войдя в сторожку, майор увидел сидевшего на кровати со связанными за спиной руками Рейнакса. Его редкие волосы были всклокочены, нижняя губа сильно опухла. «Неплохо я его вздрючил», — отметил про себя Коготь.
Напротив лесника на низкой лавке сидел солдат с автоматом.
— Вольно, — опередив рядового, сказал Коготь, а затем добавил: — Ты иди и поешь с товарищами, а мы тут потолкуем.
— Есть, товарищ майор, — солдат поднялся и собрался уходить.
— Погоди, — остановил его Коготь. — Развяжи-ка его, — кивнув на лесника, сказал майор.
Солдат забросил автомат за спину и, подойдя к леснику, развязал ему руки. Когда рядовой вышел, Коготь посмотрел на Рейнакса и спросил:
— Как тебе нравится новое окружение?
— Могло быть и лучше, — еле скрывая злобу, ответил лесник.
— Есть разговор.
Майор сел на лавку, на которой до него сидел солдат. Самойлов остался стоять в дверях, опершись плечами о стену.
— О чем хочешь говорить, майор? — недоверчиво спросил лесник.
— Да, собственно, о том-другом, — пожал плечами Коготь, — и больше всего о твоей семье.
— Моей семье? — Эйнар явно не ожидал такого поворота и подался вперед.
— Сидеть! — словно псу, громко приказал майор. — Я ведь и с левой бью хорошо, так что советую не дергаться, а внимательно меня слушать, — Коготь сделал небольшую паузу. — Ты неглупый человек, Рейнакс, и быстро смекнешь что к чему.
Лесник тяжело вздохнул и, потирая ладонями затекшие кисти, сказал:
— Я слушаю, майор.
— Это хорошо. Так вот, тебе говорит о чем-нибудь адрес: Рига, улица Набережная, 26?
Эйнар попытался сохранить хладнокровие, но при последних словах майора его лицевые мышцы едва заметно дернулись.
— Мне этот адрес ни о чем не говорит, — покачал головой лесник.
— Совсем ни о чем? — вскинул брови Коготь.
— Да мало ли улиц в Риге, я ничего не знаю об этом доме, — уперся Эйнар.
— Ничего страшного, Рейнакс, я сейчас помогу тебе о нем вспомнить, — тихо, но твердо произнес Коготь. После короткой паузы он продолжил: — По этому адресу в Риге родился один талантливый мальчик, который с детства любил музыку и прекрасно играл на скрипке. Но что интересно, этот мальчик обожал не только скрипку, ему нравились также пистолеты и ружья. Он посещал различные военизированные клубы и прекрасно стрелял. Своеобразное сочетание — утонченная скрипичная музыка и жесткая лаконичность выстрела. Видимо, музыкальный слух этого мальчика нуждался в определенной встряске. Быть может, для того, чтобы еще лучше чувствовать гармонию музыки.
— Я говорил вам, что участвовал в Германии в музыкальном конкурсе, но я не скрипач, — по-прежнему упирался Рейнакс.
— Еще какой скрипач. Второе место на конкурсе имени Вагнера в Берлине о многом говорит. Но Абвер это мало интересовало. Там работают не сентиментальные ребята. Им нужен был умный, хладнокровный разведчик, который к тому же и стрелял хорошо, и ненавидел Советский Союз.
Рейнакс кашлянул, прочищая пересохшее горло.
— Впрочем, совсем не удивительно, что мальчик с малолетства приобщился к музыке, ведь его отец был известным в Риге пианистом, он, кстати, и сейчас проживает по улице Набережной, 26. Все, как говорится, сходится, Рейнакс. А еще с ним проживает жена, которая до войны работала в детском саду воспитателем. Круг почти замкнулся. Ты думал, что действуешь сам по себе и при первой же возможности уйдешь, если так можно выразиться, в сторону. Ты ведь уже поступал так. Ты мог бы проводить немецких диверсантов до самого полигона, однако почувствовал опасность. У тебя это чувство сильно развито, вот ты и ушел. Но это был твой временный успех, Рейнакс. Отложенная смерть, можно сказать.
— Вы исчадие ада, — прошипел Эйнар.
— Я не перерезал горло подростку и не врал его матери о безрезультатности поисков сына. Так что ты что-то напутал с определением, Рейнакс.
Эйнар тяжело вздохнул.
— Я тебя понимаю, ты хотел сыграть свою игру, а тут точный адрес родителей, наши агенты, которые не спускают с них глаз. Но к этому мы еще вернемся, — хладнокровно отметил Коготь, — а теперь поговорим вот о чем. Пожалуй, в любой семье бывают неприятные моменты. Скажи, имя Ирма тебе ни о чем не говорит?
— Не припоминаю никакой Ирмы, — автоматически ответил Рейнакс, из последних сил стараясь держать себя в руках.
— Да, с памятью твоей действительно творится что-то неладное. Ну да ладно, продолжим, — Коготь прошелся взад-вперед перед лесником и снова сел на низкую лавку, скрестив ноги. — А я вот, например, хорошо знаю, что Ирме Рейнакс двадцать лет от роду. Это твоя родная сестра. Жизнь, что и говорить, жестоко с ней поступила. Неразделенная любовь, выкидыш… И твоя сестра, так уж вышло, обладая незаурядной красотой и умом, стала проституткой. Дорогой рижской проституткой.
— Ради бога, не трогайте мою сестру, — простонал Эйнар.
— Да, я знаю, ты ее очень любишь, Рейнакс. Младшая сестренка, по-человечески это понятно.