— Ничего вы не понимаете, — приглушенным, не своим голосом процедил лесник.
— Ладно, сейчас речь не об этом, — махнул рукой Коготь. — Мы подошли к самому важному во всей этой истории.
— Что еще? — тяжело вздохнул Рейнакс.
— Соберись, Эйнар, успокойся и внимательно слушай, — майор помолчал, нагнетая напряженность. — Я уже сказал, что наши агенты днем и ночью следят за твоими близкими — отцом, матерью, сестрой. Теперь тебе не удастся сыграть в одиночку, рассчитывая на удачу. Помни, что за твоей спиной твои ближайшие родственники, те люди, которых ты любишь, которыми дорожишь.
— Вы угрожаете мне?! — сверкнул глазами лесник.
— Скажем мягче, я предупреждаю, Рейнакс. И повторяю, сейчас ты не сам по себе. Если ты, не дай Бог, решишь сыграть по своим правилам, то с твоими близкими людьми случится какое-нибудь несчастье. Ведь жизнь жестока, и от трагедий никто не застрахован. Ты понимаешь, о чем я говорю.
— Если что, вы их убьете, — потерянным голосом произнес Эйнар.
— Это крайний случай, мы прекрасно понимаем, что эти люди ни в чем не виноваты. Но ты уже совершил немало преступлений и, не дай Бог, сделаешь еще что-то не так… Отвечать придется всей твоей семье. Хотя я лично этого не хочу и рассчитываю на твое благоразумие. И тогда, как я сказал во время нашего первого разговора, ты проведешь остаток дней где-нибудь в Сибири. И не исключено, если ты очень постараешься, мы позволим тебе переписываться со своей семьей. Как видишь, Рейнакс, все зависит только от тебя. У тебя есть шанс переиграть неудачный «этюд», вернее, хоть чуть-чуть его исправить, позаботиться о своих близких. По-другому, скажу честно, я не могу на тебя воздействовать. Поэтому помни, если что, то, как говорили французы, на войне как на войне… С твоими родными случится непоправимое, и виноват в этом будешь только ты. К немцам тебе путь закрыт, так как мы тебя сразу засветим. Так куда тебе идти, Эйнар Рейнакс? — Коготь помолчал и безжалостно продолжил: — Ответ совершенно очевиден — идти тебе некуда.
— То есть, как у вас говорят, я должен танцевать под вашу дудку, — выдохнул лесник.
— И не просто танцевать, но еще и приплясывать. Иначе говоря, ты должен делать все, что я тебе скажу. Подчеркиваю слово «все». Сейчас я выйду на десять минут, а когда вернусь, ты мне дашь окончательный ответ. Я должен четко знать, будешь ты работать на нас или нет. Взвесь все хорошенько, Рейнакс. Я был с тобой откровенен. Итак, встречаемся через десять минут.
На выходе Коготь шепнул Самойлову: «Внимательно наблюдай за ним».
Майор вышел из сторожки. Лейтенант Малютин с двумя подчиненными устроились чуть сбоку от дома на поваленном дереве и уплетали тушенку. Ярко светило солнце, и птицы издавали чудные трели, от которых оживала душа.
Коготь глянул на наручные часы, отметив про себя время, когда он должен вернуться в сторожку. В то, что Рейнакс будет работать на советскую разведку, Коготь не сомневался.
— Товарищ майор! — крикнул Малютин. — Угощайтесь тушеночкой.
— Спасибо, я сыт, да и дела еще у меня.
— Ну, как знаете, а то смотрите, славная тушенка! — весело крикнул лейтенант.
Выждав десять минут, Коготь вернулся в сторожку. Эйнар сидел на кровати, обхватив голову руками. Его лицо исказила гримаса, словно он испытывал сильную зубную боль.
— Что, Рейнакс, неважно себя чувствуешь? — сочувственно спросил майор и сел на лавку.
— Голова болит. Это наследственное. Отец всю жизнь страдает головными болями.
— Так что ты мне скажешь? — спросил Коготь.
Рейнакс ответил не сразу. Наконец, вздохнув, он сказал:
— Считайте, что вы меня перевербовали. Вы же умный человек, майор, и прекрасно понимаете, что у меня нет пути назад.
— Это ты правильно решил, Рейнакс, — Коготь снял фуражку и ладонью поправил волосы.
Этот жест у Когтя был как бы автоматическим и всегда означал одно — он доволен результатом проделанной работы.
— Только у меня есть одно условие, — встряхнул головой лесник.
— Я слушаю, Рейнакс.
— Ваши люди не тронут моих родителей и сестру и, конечно же, мои родные не должны знать, что за ними следят.
— В нашем профессионализме можешь не сомневаться, никто и ничего не заметит. Что же касается твоих родителей и сестры, — Коготь помолчал, играя на нервах лесника, — я повторяю, что здесь все будет зависеть исключительно от тебя. Сыграешь по нашим правилам — и себе жизнь сохранишь, и своим близким. А если тебе, не дай Бог, в голову придет шальная мыслишка, что можно попытаться меня перехитрить, то в этом случае, Рейнакс, у тебя будут, мягко говоря, неприятности, — подчеркнул майор.
— Да-да, я все понимаю, — закивал лесник.
— Да ты так не нервничай. Все пойдет как по маслу, потому что ты сам прекрасно понимаешь, что по-другому и быть не может, — еще раз надавил Коготь.
— Что я должен делать? — вздохнув и уронив голову себе на грудь, как на плаху, спросил лесник.
— Ты в мельчайших подробностях расскажешь мне о системе шифра, который ты используешь в переписке со своей калужской «родственницей», — слегка улыбнулся майор. — Ну а затем просто подождем телеграмму. Мы же оба прекрасно понимаем, что скоро она придет.
— Да, придет, — выдавил из себя Эйнар.
— Вот тогда-то и будем думать, как нам действовать в этой игре. Замечу, Рейнакс, что твоя партия, судя по всему, будет очень важной. Так что надо тебя подкормить как следует, чтобы были силенки лазить по тайге, а то ты совсем что-то приуныл. Лейтенант, принеси-ка сюда банку тушенки и хлеба, — попросил Коготь Самойлова, — а мы продолжим душевную беседу.
Черпая ложкой куски тушенки из банки, лесник приободрился и рассказал Когтю о системе шифра, применяемого в контактах с Ольгой Волошиной. Майор, открыв блокнот, тщательно записал услышанное. Иногда он задавал уточняющие вопросы. Рейнакс подробно на них отвечал. «Прижали гада к земле и наступили на голову сапогом», — записывая и поглядывая на лесника, думал Коготь.
Покончив с шифром, майор спросил:
— Волошина в Калуге действует одна?
— Я не знаю, — покачал головой Эйнар, — правда, не знаю.
— Ладно, посмотрим, — кивнул Коготь, поднимаясь на ноги, — все можно проверить.
— Я бы хотел попросить вас, майор, еще вот о чем…
— Да, я слушаю, — приостановившись в дверях, произнес Коготь.
— Нельзя ли выводить меня на прогулку, а то я целыми днями сижу связанный в сторожке, как в клетке? Иначе, даже если меня будут кормить, я не смогу долго идти по тайге. Ослаб я сильно.
— Что ж, сейчас, Рейнакс, когда я вижу, что ты готов работать с нами, мы можем пойти на определенные уступки. Ты будешь два раза в день совершать прогулки, — растягивая слова, ответил Коготь, — только, естественно, под конвоем.