Секунду Тешевич колебался, прикидывая, остались ли еще патроны в барабане, но под бандитскими сапогами скрипнула одна ступенька, вторая, и поручик решился. Он внутренне приготовился к сухому щелчку курка, но, на его счастье, еще один патрон был, и вспышка нового выстрела на мгновение отразилась в стеклах окон.
Третий грабитель какое-то время стоял неподвижно, потом медленно завалился назад, и выпавший из его рук карабин, скользнув по перилам, с металлическим лязгом упал на пол. Минуту Тешевич ждал, не появится ли еще кто-нибудь, и лишь убедившись, что в доме все замерло, прокрался к окну.
Возле сарая стояла чужая пароконная бричка, возле которой мельтешили неясные тени. Скорее всего, она подъехала уже после того, как три первых грабителя вошли в дом, но поручику некогда было думать о такой мелочи. Сейчас его просто поразило, что люди, оставшиеся во дворе, никак не среагировали на стрельбу в доме.
Ощупав пальцами барабан и убедившись, что патроны все-таки кончились, Тешевич отбежал к лестнице и поспешно подхватил карабин. Проверив, заряжен ли он, поручик, не торопясь, выбрал из подсумка, висевшего на поясе бандита, снаряженные обоймы и рассовал их по карманам.
Вернувшись к окну, Тешевич долго вглядывался в предрассветную муть, прежде чем понял, что во дворе осталось только двое бандитов, которые сначала зачем-то сновали вокруг каретника, а потом дружно взялись что-то ладить у своей брички.
Покончив с ремонтом, оба грабителя там же, на месте, начали совещаться, нетерпеливо поглядывая в сторону освещенных окон господского дома. По их поведению можно было судить, что других чужаков во дворе нет, и Тешевич, взяв карабин наизготовку, прокрался к парадной двери.
Поручик успел вовремя. Один бандит остался на месте, а второй решительным шагом, по-армейски отмахивая рукой, пошел к крыльцу. Не желая бить мелкое остекление двери, Тешевич улучил момент и, распахнув ногой створку, выстрелил навскидку. Пуля швырнула бандита на песок площадки, а поручик, одним махом перескочив низкую балюстраду, затаился рядом с крыльцом.
И вдруг, откуда-то сбоку, ударил маузер. Стрелок бил прицельно, так как пуля, заставив поручика инстинктивно вжаться в землю, впилась в ступеньку, совсем рядом с его головой. Секундой позже, сообразив, что по нему бьет незамеченный им дозорный, Тешевич откатился в сторону и, не целясь, пальнул из карабина по ограде, за которой укрывался еще один грабитель.
Именно в этот момент, когда перестрелка выплеснулась из дома во двор, подоспела неожиданная помощь. Окно квартиры Пенжонека распахнулось, и оттуда дуплетом пальнул охотничий дробовик. Волчья картечь с воем хлестнула свинцовым градом по той же ограде, одновременно заставив взвиться на дыбы испуганных лошадей.
С храпом они шарахнулись в сторону, и тут кто-то плохо различимый выметнулся из-за ограды, на ходу заскочив в бричку. Второй уцелевший, что так и торчал столбом, вдруг подскочил, перехватил вожжи и, заваливаясь на сиденье, дико гикнул. Лошади в раз рванули, и бричка, кренясь на повороте, скрылась за углом каретника, оставив за собой только пыль да гулкий топот уходившей бешеным аллюром запряжки…
* * *
На прииске Шурка и Чеботарев прожили целую неделю. Передохнув и слегка отъевшись, ранним утром они отвязали бат, чтобы плыть дальше. Их отъезд не должен был вызывать ничьего удивления, поскольку полковник всерьез вошел в роль инспектора, а ниже по реке, верстах в шестидесяти, располагался другой прииск, побогаче, куда они якобы и направились.
На самом же деле напарники проплыли всего верст с десять и, пустив брошенный бат по течению, снова зашагали прямиком. Перевалив поросший лесом водораздел, они вышли на большак, и в первой же деревушке наняли лошадей. На обывательских Шурка и Чеботарев ехали без опаски, так как у полковника, в его «хитрых» голенищах, нашлось еще два удостоверения, на этот раз уже «уполномоченных губернской статуправы».
На последний перегон перед уездным центром Чеботарев попросил мужика-подводчика выехать с первыми петухами. Чалдон, имевший, видимо, свой интерес, охотно согласился, и к городской окраине они добрались часу в двенадцатом.
Чуя близкий отдых, лошади побежали шибче, а возница, одетый по утреннему холоду в серый азям, вывернулся на облучке и, сверкнув спрятанной в бороде улыбкой, поинтересовался:
— У вас тут, господа хорошие, квартера казенная в городе, али как?…
Шурка с Чеботаревым переглянулись, и после короткой паузы полковник деловито спросил:
— А ты что, постой предложить можешь?
— Дык у кума мово стать можно… — Мужик почесал спину кнутовищем. — Изба у него свежесрубленная, духовитая, а вы, понимашь, не мужицкого сословия и к нашему житью не приобычились, чай, губерния не наш медвежий угол.
Чувствовалось, что чалдон осторожно прощупывает своих седоков, и полковник тут же подыграл ему:
— И что, дорого твой кум берет?
— Не дороже других… — Возница тут же перешел на деловой тон и обстоятельно пояснил: — Лишняя копейка она в хозяйстве завсегда сгодится.
Догадавшись, что хитрый чалдон таким образом хочет отплатить городскому куму за свой визит, Чеботарев согласно кивнул:
— Ладно, уговорил, вези в свежесрубленную, а то и правда неизвестно к кому сунут…
Пыльный тракт, с обочинами, поросшими багульником, выводил прямо к городской заставе, но на самом въезде случилась задержка. Во всю ширину улицы гнали на базар лошадей и сбивавшихся кучами, блеявших баранов, а кругом кричали и суетились явно припозднившиеся погонщики. Поднятая копытами пыль грязно-желтыми клубами вилась над тесовыми крышами, и возница, чертыхнувшись, поспешил завернуть в какой-то проулок.
Задами, мимо потемневших и покосившихся дощатых заборов, он выехал на плохо накатанную, поросшую травой колею и довольно скоро остановился возле какой-то усадьбы, спрятавшейся за высокими воротами. Спрыгнув с облучка, чалдон выдернул деревянную щеколду, с петельным визгом распахнул тесовые створки и под уздцы ввел упряжку во двор.
Хозяин, одетый в синюю дабовую рубаху, заросший как лешак, степенно поздоровался с кумом, маленькими медвежьими глазами просверлил приезжих и, только прознав, в чем дело, сразу стал любезен и запросил гостей в горницу.
Внутри дома уютно пахло хлебом, геранью, и еще Шурка уловил еле слышный запах прелого зерна, похоже, хозяин баловался самогонкой. Едва успев войти, Шурка и Чеботарев, не сговариваясь, сели на длинную крашеную скамейку. После тряской подводы сидеть так было невыразимо приятно, и пока хозяйка, еще молодая женщина в светлом ситцевом платье, торопливо собирала на стол, поручик, не спеша, огляделся.
В горнице было прохладно и темновато, свет и без того маленьких окон загораживали густо разросшиеся герани, посаженные в длинные, глазурованные горшки. Двери и печь украшали большие, синие по желтому полю цветы, а на полу лежали яркие, плетеные из лоскутков половики.
Перекусив на скорую руку и подробно расспросив хозяина, Чеботарев и Шурка через калитку, украшенную кованым кольцом, вышли на поросшую травой улицу. Сориентировавшись, куда идти, Чеботарев уверенно зашагал первым, и минут через десять они уже выходили к центру города. Здесь на углу площади, теперь носившей имя Фридриха Энгельса, торчал шарманщик, и старая заезженная шарманка хрипло играла мотив двадцатилетней давности: