Этот городской шум, доносясь сквозь оконные рамы, создавал привычно-своеобразный фон, который совсем не мешал работать хозяину кабинета, и только когда длинный трамвайный звонок становился уж слишком надоедливым, начальник на секунду отрывался от бумаг и недовольно косился в окно.
Поэтому, когда в очередной раз ему пришлось поднять голову, а к обычному уличному звону добавился еще и стук в дверь, начальник не выдержал и вполголоса выругался:
— А, чтоб им! Не дадут поработать…
Однако когда стук повторился, хозяин кабинета понял, что дело безотлагательное, и уже в полный голос сказал:
— Войдите!
Дверь мгновенно раскрылась, однако на пороге возник не ожидаемый адъютант, а капитан НКГБ, который на этот раз был одет в общевойсковую форму, и на его плечах топорщились погоны пехотного офицера. Начальник знал, что к такому маскараду его подчиненный прибегает только в исключительных случаях, и потому сразу показал на стул.
— Садись, рассказывай…
Капитан загадочно усмехнулся, сел на стул и, как человек, которому есть что сказать, начал издалека:
— Вы помните, дядя с племянником в соседнюю область мотались?
— А как же… — полковник саркастически ухмыльнулся. — Еще как помню. Вы же их тогда чуть не упустили.
— Был грех… Но мы исправились. Уже под Радзивилловым перехватили и там вели чисто.
— И что, прояснилось что-то?
— Там пока выясняем. Но подозрительного много.
— А если точнее?
Начальник недовольно скривился и снова пододвинул к себе отложенную бумагу. Этот жест не остался незамеченным, но капитан сделал вид, что не понял намека, и продолжал гнуть свое:
— Во-первых, они туда вроде как к родным сослуживца приезжали.
— Что, считаешь, прикрытие?
— Факт. Адрес один прощупали, а потом в забегаловку и на кладбище. Наверняка или встреча, или «грипс».
— Откуда такая уверенность? — начальник уже не скрывал раздражения. — У меня, например, ее нет.
— А у меня есть!
В голосе капитана явно прозвучала уверенность, какая бывает только при наличии доказательств, и потому начальник, мгновенно уловив это, коротко приказал:
— Выкладывай!
— Есть выкладывать! — капитан подтянул стул поближе и, наклонившись к столу, объявил: — Все! Спекся, контра! Засекли!
— Кто спекся? — начальник сделал над собой усилие, чтоб подавить злость при виде такой несдержанности у подчиненного. — Кого засекли?
— Дядя приезжий. Викентий Георгиевич, трясця его матери!
— Что, сразу уже и контра? — начальник все-таки овладел собой и усмехнулся. — Может, и доказательства есть?
— А как же! Домработница хвасталась, не успел приехать, царские побрякушки нацепил, сволочь!
Поскольку такие эмоции были совсем некстати, начальник, желая скорей добраться до сути, повысил голос:
— Короче! Наружка засекла что-то?
— Я засек! — капитан рванул себя за ворот. — Сам!
Судя по поведению подчиненного, случилось что-то и впрямь неординарное, и начальник, достаточно сдержанно сказал:
— Тогда давай по порядку.
— Даю по порядку…
Капитан еще раз нетерпеливо дернулся, но до него наконец дошло, что он ведет себя слишком вольно, и дальше он заговорил уже чисто по-деловому, короткими, рублеными фразами:
— Час назад сообщили — вышел. Вроде как гулять. Идет, будто сто раз ходил. Это в Старом-то городе!
— Может, правда, гулял?
— Нет, все время одно направление. Идет точно, и никаких расспросов! Ну, меня как толкнуло! Я в «виллис» и туда! Вижу, район подозрительный. Я полстакана водяры, р-раз!
Капитан снова загорячился, но теперь его настроение в какой-то мере передалось и начальнику.
— Что, сам пьяного изображал?
— Сам! У меня ж получается.
— Знаю. Дальше.
— Вижу, затоптался на месте. Вроде как осматривается. Ну, я к нему!
— Не прокололся?
— Ни в жисть! Слежу. А он во двор шасть! По ступенькам, по ступенькам, а потом ключик свой из кармана достал, замочек открыл и за дверь!
— Что, неужто и ключ передать успели? — заволновался начальник.
— Ясное дело! — подтвердил капитан.
— А квартира-то чья?
— Чья?!.. — капитан привстал, навис над столом и, дыша водочным перегаром прямо в лицо начальнику, четко, по слогам, произнес: — Цве-точ-ни-цы!
— Цветочницы?..
Переспрашивая, начальник даже побледнел от неожиданности. Только теперь ему стала понятна взбудораженность капитана, и он, изо всех сил сдерживая себя, попробовал возразить:
— Не может быть… Там же явка оуновская. Месяц под контролем держим! А это точно?
— Точней некуда! Сам видел. Явка там с улицы, в лавке цветочницы. А тут — прямо в квартиру. Как к себе! И со двора.
— Неужто он резидент? — начальник откинулся на спинку стула.
— Точно!
— Да… — начальник положил кулаки на стол. — Дорого бы я дал, чтобы знать, о чем они там сейчас воркуют…
* * *
Суровый начальник не мог знать, что именно в этот момент в полутьме жилья господствовала тишина, сквозь плотно зашторенные окна едва слышно долетал городской шум, а над широкой кроватью, покрытой льняной простынею, светилась слабенькая электрическая лампа в голубом абажуре.
Ее света было слишком мало для всей комнаты, и потому мебель лишь частично просматривалась в полутьме, а романтический сумрак скрадывал все остальное. На постели, тесно прижимаясь друг к другу, лежали дядя Викентий и женщина, которая так недавно металась в ванной, а ее смятый халат был брошен на спинку кресла и мягкими складками свисал до самого пола.
Время от времени женщина поднимала руку, касалась пальцами лица дядя Викентия, и тогда он начинал ласкать ее раскинутые по подушке густые темные волосы…
— А ты знаешь… — опершись на локоть, женщина приподнялась. — Тот замок в дверях дважды ломался.
— Правильно, — дядя Викентий осторожно собрал ее волосы в тугой жгут. — Я сам дважды регистрировал в ЗАГСе свой брак…
— Так в тебе було дви жинки… — внешне безразлично констатировала женщина и после короткой паузы поинтересовалась: — И де ж воны?
— Не знаю…
— А зачем ты тоди оженывся аж двичи?
— Просто я так два раза менял свой паспорт…
— Янчику, тоби що, треба було ховатысь?
— Звычайно… — твердо, с русским произношением, но первый раз по-украински ответил дядя Викентий.