— Успокойтесь, — человек уверенно вел Элю дальше. — Ничго плохого больше не будет. Смотрите, мы пришли…
И действительно, Эля разглядела ступеньки, в конце которых четко выделялись очерченные дневным светом дверные щели.
— Теперь слушайте, — человек остановился. — Что могло произойти, вы понимаете. И считайте, что ничего не было. От нас никто ничего не узнает, да и промолчать об этом тоже в ваших интересах. Кто мы, что мы, забудьте! И помните, пока вы молчите, вы в безопасности. Вам ясно?
— Да… — едва слышно произнесла Эля.
— Тогда идите. И, если сможете, простите моих солдат…
Эля почувствовала, что ее наконец-то отпустили, и на подгибающихся со страху ногах начала подниматься вверх по лестнице. Потом, неожиданно очутившись под сводами той же брамы, она так-сяк привела в порядок испачканную и перемятую одежду. Дальше кое-как отдышавшись и еще не отдавая себе отчета обо всем, что случилось, она пошла улицей, где все так же светило солнце и задорно позванивали трамваи…
* * *
Сидя в плетеном кресле-качалке и держа в руке неразвернутую газету, дядя Викентий, ритмично покачиваясь, смотрел в потолок, а рядом, умостившись в модерном кресле с поручнями в виде танковых гусениц, вязала Тереза. Как всегда, шторы на окнах были приспущены и, создавая приятный полумрак, одновременно снижали долетавший с улицы городской шум.
В конце концов прекратив раскачиваться, дядя Викентий отложил газету и сокрушенно сказал:
— Черт знает что, просто полоса какая-то…
— Щось таке вычитал? — Тереза подняла голову.
— Да нет, это дома… Эля сама не своя ходит. Это ж надо, шпана совсем распоясалась, среди белого дня чуть вещи не отобрали…
— Ну и що? — Тереза прекратила вязать. — Ты ж сам казав, що якийсь офицер вмешался и все добре кинчилось.
— Ну, пускай так… — дядя Викентий взял было газету и снова отложил в сторону. — Но и тут тоже… Прихожу к тебе и просто чувствую — что-то неладно… Неужели это из-за меня?
Не отвечая, Тереза наклонила голову, и спицы в ее руках начали быстро двигаться. Однако, после недолгого молчания, она негромко сказала:
— Так, Янчику, и через тебе теж…
— Но я-то тебе чем не угодил? — не понял дядя Викентий.
— Давай не будемо, Янчику, — примирительно начала Тереза, но дядя Викентий продолжал настаивать:
— Нет уж, друг мой, раз начала, договаривай!
— Добре, — Тереза отложила вязанье. — Ты памятаешь наш ранок у фрау Карличек?
— Где?
Дядя Викентий удивленно посмотрел на Терезу, и мгновенно перед его внутренним взором возник уютный венский пансионат, тот самый, в котором они первый раз провели ночь вместе. Видение было настолько четким, что дядя Викентий, покрутив головой, лишь многозначительно гмыкнул и подтвердил:
— Конечно, помню, но неужели ты до сих пор на меня сердишься?
— Та не в том дило… — Тереза ласково улыбнулась. — Я тогда, пока ты спал, все прикидала, як мы дали житимо. Скильки я маю посылаты тоби, доки ты вчишься, де потим шукаты мисце…
— Понимаю… — дядя Викентий наклонился к креслу и поцеловал руку Терезы. — Ну, извини, дорогая, это я бука-бяка, пустил все по ветру, но когда ж это было, а ты все не прощаешь.
— Ты трохи погоди с жартами… — Тереза предостерегающе подняла руку. — Я хочу, щоб ты зрозумив. Ось ты знову явился. Так неожиданно, и я… Я знову, як замрияна дивчина, начала знову щось розмирковуваты. А ты ж невыправный, мий Янчику…
— Почему ты так думаешь? — искренне удивился дядя Викентий.
— А про театр ты забыл?
— Да нет, — усмехнулся дядя Викентий. — Мне кажется, наоборот, это ты там была такой… такой…
— Нет, це ты був такий, Янчику, — быстро возразила Тереза. — Я гадала, мы будемо жыты тихенько, никому не заважая, а ты… Ты всих взбаламутив. И мало тоби було розмов про той театр, ты ще и з генеральшею у фаэтони катался!
— Ты что, дорогая, ревнуешь? — изумился дядя Викентий.
— При чем здесь я? Тебя там видели, и теперь стильки розмов…
— Да что тут такого? — рассердился дядя Викентий. — Ну и пусть говорят!
— Ты так считаешь? — Тереза откинулась в кресле и посмотрела прямо в глаза собеседнику. — А ты, милый, не догадываешься, что между первым твоим появлением и теперешним много чего могло быть?
— Кажется, по этому поводу мы уже говорили, — сухо возразил дядя Викентий. — Там ничего не было.
— Ни, було, Янчику. Тильки, на жаль, не те, про що ты думав.
— И что же?
— Вспомни, колы мы з тобою тикалы з Видня, ты чомусь назвався графом Сеньковським, и ты що считаешь, що австрийци не дотумкали, хто був насправди той граф? — Тереза разволновалась, затеребила вязанье, потом опять отложила его и тихо закончила: — Так що колы цисарци повернулись, они первым делом зай шлы до мене…
— И ты… — дядя Викентий весь подобрался.
— Ну что я, Янчику? Чи ты хотив, щоб мене повисылы?
— И значит…
— Значит, все було, Янчику… — едва слышно отозвалась Тереза.
— А я сказал, нет! — внезапно сорвался на крик дядя Викентий. — Не было, и все! Ни той войны, ни Австро-Венгрии! Ничего не было!
— Потим була Польша, — тихо возразила Тереза. — И була ЗУНР…
— Подожди-ка… — голос дяди Викентия дрогнул. — Ты что?.. До сих пор с ними связана?
— Так, Янчику… И це саме ты загнав мене у глухий кут…
Дядя Викентий надолго замолчал, и в воцарившейся тишине слышался только монотонный скрип качалки. Наконец дядя Викентий повернулся и сухо, по-деловому спросил:
— Кто ты у них?
— Связная. До мене в крамныцю несут грипсы, а я закладываю их в квиты и передаю дальше.
— Так… — Дядя Викентий задумался. — Значит, теперь мой черед…
— Не знаю, Янчику… Поверь, я б не начинала той розмовы, но тепер воны цикавляться саме тобой…
— Кто конкретно?
— Юрко Гричишин. Той самый… Як бачиш, Янчику, все повторяется…
— Ясно… — Дядя Викентий встал и принялся нервно расхаживать по комнате.
Так он раза три прошел из угла в угол, прежде чем спросить:
— Что он хочет?
— Встретиться, Янчику…
— Хорошо, встретимся…
В интонации дяди Викентия вдруг возникли жесткие нотки, и, едва уловив их, Тереза не выдержала:
— Оставь это, Янчику, не треба! Тикай звидси! Тикай! Нехай я одна пропадаты буду, мени тепер все едино!..
— Ну уж нет… Вот теперь-то я никуда не побегу!
Дядя Викентий остановился, придержал рукой все еще покачивавшееся кресло-качалку и как-то совсем буднично, от чего по контрасту его слова приобрели еще больший вес, сказал: