Потом, когда уже стояли в Борках, стали летать так: днем сопровождаешь пикировщиков, а ночью идем прикрывать «бостоны». Работали на два фронта.

Количество вылетов было разное — со штурмовиками мы делали 2—3 вылета в день, а с пикировщиками один вылет сделаешь, и все. Так же и с «бостонами». Ночью их проводишь за Чудское озеро, а иногда и за Таллин, потом они уходят в море, а мы возвращаемся на свой аэродром.

После Як-7 мы Як-9ДТ получили — тяжелые истребители. «ДТ» значит «Дальний, Тяжелый». И действительно, такой он тяжелый был! Для воздушного боя он плох, Як-7 лучше, легче. А Як-9 был «утюг».

Под удар в Котлах попала немецкая бомбардировочная группа І./Кв 1, только недавно прибывшая на аэродром под Ленинград. По, очевидно, неполным данным, группа зафиксировала 20-го числа потерю двух Ю-88 и повреждение еще двух, а 21-го — потерю одного Ю-88. Однако данные по движению матчасти групп и прочие источники подтверждают потерю и списание порядка 10 машин после налетов ВВС КБФ на Котлы. Как бы там ни было, вскоре после этих налетов І./Кв 1 была отведена в Восточную Пруссию.

Горючки у него хватало на 4 часа. Когда на Балтике были, так на них мы и за Либаву ходили, по 3—4 часа в воздухе — уставали очень. Тяжело на истребителе три часа болтаться.

Воевали мы и на «яках», у которых пушка в ногах была через винт — 37 мм! Очередь из нее никогда не давали — одиночные выстрелы только. Боялись, она мотор, к черту, оторвет! Летали мы на них почему-то недолго, поменяли на другие, а эти «яки» куда-то ушли.

В 1944 году был у меня бой на семи тысячах над Хельсинки. Первый высотный бой на Балтике. Наша авиация бомбила тогда по ночам военные объекты в столице Финляндии, а утром туда летит пикировщик-фотограф и снимает результаты. Мы один раз вылетели, второй…

На третий раз летим на высоте семь тысяч, прикрываем пикировщик. Я заметил, что впереди на нашей высоте дежурит пара «мессеров». Это были финны — они к тому времени уже стали на «мессерах» летать. Передаю по радио Щербине: «Вася, оставайся здесь, я пошел вперед». Сделал «горку» с набором высоты, газ на полную. Набрал высоту хорошую, скорость…

«Мессера» меня сразу не заметили. Они видели, что пикировщик идет, а что я «горку» сделал и ушел с набором — пропустили. Свалился я на них, как снег на голову — с высоты, со скоростью атакую ведущего, подошел к нему вплотную метров на 100—200 и сбиваю, а второй убегает. Но гнаться за ним нельзя, потому что пикировщик уже был на подходе [Имеется в виду вылет на разведку 5 марта 1944 года. На перехват наших самолетов с аэродрома Мальми (Хельсинки) вылетели 4 финских «мессершмитта» из 2./LеLv 34: Ойва Туоминнен и Пекка Таннер (взлет в 13:00), Вильо Лескинен и Мауно Фрянтиля (13:15). Под удар Николая Петровича, судя по всему, попал Таннер, объяснявший в послеполетном рапорте свой уход из боя выходом из строя кислородного оборудования. С нашей стороны в 13:19 две победы были записаны на счет старшего лейтенанта Цыганкова и лейтенанта Щербина].

— А как победы засчитывались? Должно было быть подтверждение?

— Обязательно! Летим, например, четверкой — мы друг друга должны подтвердить. Сопровождаем штурмовиков — штурмовики должны подтвердить. После полета писали «объяснительные». У немцев-то фотопулеметы были, а у нас их не было даже на «яках».

— Судя по мемуарам вашего полкового врача Митрофанова, у вас 502 боевых вылета, 12 побед — 4 личные и 8 в группе. Так ли это?

— Да. Но я считаю, у меня 7 личных побед. Вот, например, сбил я того финна над Хельсинки — обязательно и ведомому эту победу запишу. Мой самый лучший ведомый был Сихорулидзе. Раз он меня прикрывает, я ему победу тоже даю. Делился с ведомым — победы три отдал.

Был у меня один ведомый, который сачковал. Ему бы никогда не дал. Сбили его.

Боевой счет Н.П. Цыганкова*

1 28.05.42 1/4 Ме-109 Осиновец

2 12.08.42 1/2 Фиат Вохнала

3 24.08.42 1/2 Фиат Коневец

4 22.10.42 1/4 Ме-109 Сухо

5 22.10.42 1/4 Ме-109 Сухо

6 16.01.43 1/4 Ме-109 Анненское

7 16.01.43 1/4 Ме-109 Анненское

8 09.02.43 1/5 ФВ-190 Синявино

9 09.02.43 1/5 ФВ-190 Синявино

10 19.03.43 1 ФВ-190 Ульяновка

11 21.03.43 1/5 Ме-109 Котлы

12 21.03.43 1/5 ФВ-190 Котлы

13 05.03.44 1 Ме-109 Хельсинки

*По официальному счету штаба ВВС КБФ.

Рязанов Александр Иванович

Родился я в день рождения комсомола — 29 октября 1921 года в поселке Вознесенский Горьковской области. Родители — Иван Алексеевич и Раиса Ивановна Рязановы были крестьянами.

Летчиком я хотел стать с детства — как-то раз ходил за грибами и увидел, как прямо над моей головой низко-низко пролетел самолет ТБ-3. Вот с этого момента у меня и зародилась мысль — летать. Потом я услышал о подвиге и перелетах Чкалова — он земляк наш, — помню, во время выборов в Верховный совет СССР он прилетел к нам как депутат и выступал. Когда увидел его достижения в авиации, появилась настоящая тяга к летному делу. Стал увлекаться.

Сначала, где-то в 7-м классе, я поступил в планерный кружок. В школе за партой я все время читал книжку «Теория авиации». Учился я не особо хорошо, зато все время занимался этой теорией.

Сидели за партой обычно девчонка и мальчишка, а у меня соседкой была Галя Балакина. Все время она меня донимала, да и другие подначивали с этой авиацией. Приходишь в класс, а на доске нарисован я и самолет…

Потом приехал в Горький и поступил в аэроклуб. Город большой, все для меня ново. Отец не поверил, когда я ему сказал, что поступил в аэроклуб, и даже приехал проверить, не сказав мне ничего. А аэродром был огорожен, мы летали в это время. Он спросил у ребят: «А есть у вас тут такой Рязанов?» Они подтвердили, что я действительно учусь, и только после этого он успокоился. Проверил меня таким образом, ведь в деревнях такого никогда не было, чтобы летать кто-то хотел. Он думал, может, я связался с кем-нибудь… Тогда летчики в почете были. Нам давали форму, пилотку, на петлицах — истребители…

Аэроклуб я закончил нормально, у меня и свидетельство лежит до сих пор, экзамен сдавал 15 декабря 1938 года, когда Чкалов погиб, но потом очень сильно заболел и долго пролежал в больнице. Товарищи мои тем временем ушли в военное училище…

После того как я переболел, меня призвали на флот, началась война. Служил я тогда на Балтике, из Таллина эвакуировался на кораблях в Ленинград, попал в самую блокаду.

С продовольствием было плохо. Нам, военным матросам, девятнадцатилетним парням, давали по 300 граммов хлеба. Причем от хлеба там, конечно, было одно название. К хлебу еще был какой-то суп, намешанный с манной кашей; второго, по-моему, никакого не было. У каждого из нас в кармане был жмых от хлеба, перец, соль, потому что эти приправы давали хоть какой-то вкус еде. В конце концов я уже дошел до того, что 400 или 500 метров просто не мог пройти — приходилось два-три раза садится отдыхать.