— Я намерен разрешить Марлене исследовать Эритро в любое время по ее желанию. Могу ли я заручиться вашим согласием?
— Как вам известно, в моем медицинском заключении говорится об отсутствии у девушки симптомов чумы. Поэтому я не буду возражать, но соответствующее распоряжения должны давать только вы. Если необходим письменный приказ, то он также должен быть подписан вами.
— Но вы не будете пытаться остановить меня?
— На то у меня нет оснований.
Обед подошел к концу; тихо играла успокаивающая музыка. Зивер Генарр, старательно уклонявшийся от опасной темы в течение всего обеда, наконец сказал обеспокоенной Юджинии Инсигне:
— Рэне д'Обиссон говорила то, что думает. Но на такие мысли ее натолкнул Джэйнус Питт.
Беспокойство Юджинии усилилось.
— Ты действительно так думаешь?
— Да, и ты тоже должна это понять. Ты знаешь Джэйнуса не хуже меня. Для нас обстоятельства складываются не лучшим образом. Рэне — высококвалифицированный медик, у нее неординарное мышление, она неплохой человек, но — как и все мы в той или иной мере — тщеславна, поэтому ее можно подкупить. Думаю, она и в самом деле хочет войти в историю как один из победителей чумы Эритро.
— И потому готова рисковать Марленой?
— Я бы не сказал, что в этом она видит какую-то самоцель, но если у нее не будет другого пути, то — да, готова.
— Но ведь должны быть и другие пути. Подвергать Марлену опасности, превращать ее в какого-то подопытного кролика — это чудовищно.
— Но не с точки зрения д'Обиссон и уж тем более Питта. Ведь можно рассуждать примерно и так: допустимо пожертвовать одним человеком ради избавления планеты от чумы и ее превращения в место обитания миллионов людей. Жестокость таких рассуждений очевидна, но будущие поколения могут сделать из д'Обиссон героиню именно за ее жестокость. Они могут согласиться с тем, что, если это неизбежно, вполне допустимо принести в жертву жизнь одного человека или даже тысячи людей.
— Да, потому что это жизнь другого человека.
— Конечно. Сколько существует человечество, столько люди были готовы на жертвы — если в жертву приносятся жизни других. Не приходится сомневаться, что Питт готов на такие жертвы. Или ты не согласна со мной?
— Что касается Питта, конечно, согласна, — горячо ответила Юджиния. — Подумать только, с таким человеком я работала много лет!
— Тогда ты должна знать, что при обсуждении он, вероятно, надежно прикрылся нравоучительными фразами и сказал что-нибудь вроде: «Наша цель — наивысшее благосостояние для наибольшего числа людей». Рэне не скрывает, что во время последнего визита на Ротор она говорила с Питтом, а я совершенно уверен, что он аргументировал свои предложения именно так, возможно, конечно, другими словами.
— А что он скажет, — с горечью заметила Юджиния, — если Марлена заболеет и лишится рассудка, а загадка чумы так и не будет решена? Что он скажет, если напрасно будет исковеркана жизнь моей дочери? И что скажет доктор д'Обиссон?
— Д'Обиссон будет огорчена. Я в этом уверен.
— Потому что она так и не получит наград за победу над чумой?
— Конечно, но она будет огорчена и за Марлену. Осмелюсь предположить, что она даже будет чувствовать за собой вину. Она не чудовище. Что же до Питта…
— Питт — настоящее чудовище.
— Его беда в том, что буквально во всем он видит только одну сторону — свой план развития поселения. Если же для Марлены и для нас все кончится катастрофой, он, без сомнения, скажет, что Марлена почему-то мешала осуществлению его планов и что все случившееся к лучшему для всего поселения. Его не будут мучить угрызения совести.
Юджиния медленно покачала головой:
— Как бы я хотела, чтобы мы ошибались, чтобы Питт и д'Обиссон оказались неспособными на такую жестокость.
— Я бы тоже хотел этого, но я склонен верить Марлене и тому, что она читает на этом языке жестов. Марлена сказала, что Рэне была просто счастлива, когда узнала, что перед ней вроде бы открывается возможность обследовать больного чумой. Думаю, она была права.
— Д'Обиссон утверждала, что если она и рада, то только по чисто профессиональным мотивам, — сказала Юджиния. — В какой-то мере я могу этому поверить. В конце концов, я тоже ученый.
— Конечно, ученый, — отозвался Генарр, и его простое лицо осветила улыбка. — Ведь ты добровольно оставила Солнечную систему и отправилась в рискованное путешествие только для того, чтобы в нескольких световых годах от Солнца получить какие-то новые астрономические данные, хотя знала, что это путешествие может окончиться гибелью всех роториан.
— Мне казалось, что вероятность такого исхода очень мала.
— Достаточно мала, чтобы ты сочла возможным рисковать жизнью своей годовалой дочери. Ты могла бы оставить ее с отцом на Земле, там бы ей ничто не угрожало. Правда, в таком случае ты ее никогда бы не увидела. Но нет, ты осмелилась рисковать жизнью Марлены — и даже не для блага всего Ротора, а только потому, что так было удобнее тебе.
— Зивер, замолчи, — сказала Юджиния. — Это слишком жестоко.
— Я всего лишь хотел показать тебе, что при достаточной изобретательности почти на все можно смотреть по меньшей мере с двух противоположных точек зрения. Например, д'Обиссон говорит, что возможность изучать болезнь доставит ей только профессиональное удовлетворение. А Марлена утверждает, что д'Обиссон вообще настроена недоброжелательно. Опять-таки я склонен больше верить словам Марлены.
— Тогда, мне кажется, д'Обиссон должна сделать так, чтобы Марлена снова оказалась на планете, — сказала Юджиния, и уголки ее губ опустились.
— Подозреваю, что именно этого она и хочет. Но она очень осторожна и настаивает, чтобы такое разрешение дал я. Она даже предложила, чтобы это разрешение было оформлено в виде приказа за моей подписью. Если что-то пойдет не так, за все буду отвечать я один. Она начинает рассуждать, как Питт. Болезнь нашего друга Джэйнуса заразна.
— В таком случае, Зивер, ты не должен разрешать Марлене покидать станцию. Зачем подыгрывать Питту?
— Напротив. Все не так просто. Нам придется разрешить Марлене выходить на Эритро, когда она того захочет.
— Что?
— Видишь ли, у нас нет выбора. И Марлене не грозит никакая опасность. Теперь я начинаю думать, что ты была права, когда предположила, будто бы на планете существует некая всепроникающая форма жизни, которая при желании может каким-то образом проявлять свою власть над нами. Ты сама говорила: стоит нам только попытаться возразить Марлене, как с нами непременно что-то происходит. Это испытали и я, и ты, и охранник. А теперь я своими глазами видел, что случилось с Рэне. Она только попробовала заставить Марлену сделать сканирование мозга, как тут же согнулась вдвое. Потом я убедил Марлену согласиться, и Рэне сразу же стало лучше.