— Не понял? — изумился такой бесцеремонности Зверев.
— Дык, княже, — развел руками Риус, — течение тут больно сильное. Гребцов у нас нет. Бурлаков надобно нанимать. Алтын пять, мыслю, обойдется.
— Точно? На Бычьей протоке, помнится, всего за сотню саженей три взяли.
— Дык там течение какое! И с гребцами не прорвешься. Здесь же оно так себе, многие сами пробиваются. Опять же, города большие рядом, людей много, а ладей мало плавает. Куды тут, кроме Пскова, плыть? Вот артели бурлацкие цену и скидывают, дабы купцов к себе переманить.
Как и на Бычьей протоке, бурлаки подошли к судну сами: приплыли на рейд на небольшой лодчонке, справились, нужна ли артель до озера дойти. Князь согласился — те забросили на борт канат, и вскоре пятнадцать здоровенных бугаев, совершенно не похожих на доходяг с картины Репина, бодро повели судно вдоль берега вверх по реке.
Лучемир рассчитал точно: к Чудскому озеру ушкуй дошел аккурат к сумеркам. Кормчий занял свое место, приказал поднять паруса и разрешил прочим «бездельникам» пока покемарить. Когда Андрей проснулся, корабль уже миновал Псков и медленно пробирался вверх по Великой.
Следующие три дня стали самыми долгими и нудными за время путешествия: на веслах вверх по извилистому, все более сужающемуся руслу. Остров, Опочка, Идрица, многочисленные безымянные деревеньки в два-три двора по обе стороны реки.
Наконец ушкуй заплыл в озеро, миновал второе, третье — и князь увидел впереди, на высоком берегу над причалом, величественный, хотя еще и не достроенный дворец князей Друцких. Старый Лучемир повел носом и, узнавая родные места, безо всяких подсказок лихо притерся бортом к пустой пристани. Сверху бежали какие-то мужики и бабы — видать, холопы при княжеском порту и близкие корабельщиков, что надеялись увидеть своих среди прибывших.
— Кто за старшего? — решительно остановил первого из мужиков Андрей. — Князь Друцкий или сын его здесь?
— Нет, боярин, — скинув шапку, поклонился холоп. — В усадьбе они ныне, уж три седмицы, как не заезжали.
— Не боярин, а князь Андрей Сакульский, — сурово поправил Зверев. — Коня мне велите оседлать, о холопах позаботьтесь.
— Никак ты, косоглазый, — узнал кто-то Ваську. — И Лучемир старый здесь.
— Сей миг исполню, княже, — поклонился холоп и поспешил назад к дворцу.
Андрей спустился к воде, смочил голову, вынул нож, тщательно обрил голову. Вернувшись на ушкуй, в каюту, он достал из сундука чистые шаровары, рубаху и ферязь, оделся, опоясался саблей, вышел на причал. Холоп как раз привел вниз оседланного вороного мерина. Зверев кивнул ему, привычно взметнулся в седло и дал шпоры скакуну.
Галопом путь до усадьбы занял меньше трех часов. В воротах Андрей кинул повод тяжело дышащего коня, роняющего из-под ремней упряжи пену, первому встречному подворнику, следующему решительно приказал:
— Князю Юрию Семеновичу доложите: князь Сакульский проездом его навестить завернул. И шевелитесь, сонные! — После стремительной скачки дворня казалась вялой, словно перегревшейся от летнего зноя. — Бегом нужно двигаться, коли князь приказывает!
Пока он шел, глядя по сторонам, через двор, пока поднимался на крыльцо — холопы успели найти хозяина, предупредить о госте. Юрий Семенович вышел в одной рубахе и шароварах — по-домашнему, — раскрыл объятия:
— Ну, иди к своему дядюшке, родственник! Как Полина, как дела в княжестве? Что за нужда завела тебя посередь лета в такую даль от родного имения?
— Спасибо на добром слове, князь, — обнял сухонького Друцкого Зверев. — С супругой все хорошо, в имении она, приглядывает. Без догляда ведь смердов не оставишь, сам понимаешь. А нужда меня привела сюда такая, что в двух словах и не скажешь. Как ваша супруга, князь? Здорова ли? Как Федор?
— Почивает моя благоверная, тяжело ей на жаре. Все дождя ждет, грозу просит у Господа нашего. А Федор на службе государевой, на рубежах южных. Наш срок по разряду вышел, вот и повел три сотни людей к Туле, землю русскую от набегов возможных прикрыть.
— Жалко, не увижу его…
— Да и он, как вернется, сожалеть будет. Люб ты ему.
— И я о том же сказать могу.
— Да чего же мы на пороге, князь? Пойдем в трапезную, велю меда хмельного из погреба принести, борща вчерашнего, холодца, рыбки заливной…
После долгого пути Андрей подкрепился с огромным удовольствием. Хозяин усадьбы терпеливо дождался, пока гость утолит первый голод белорыбицей, после чего поинтересовался:
— Так что за нужда погнала тебя от молодой супруги, князь?
— Дело такое, что не знаю, как и начать, — отодвинул Зверев опустевший лоток. — Люди мне нужны, княже. Сам знаешь, пусты пашни в княжестве. Руки рабочие потребны. Много рук. Хочу купить крестьян. Но ведь так просто этого не сделать. На Руси нынче, слава Богу, спокойно, войны большой нет. А значит — и полона нет на продажу.
— Ну, коли нужда есть, кого-то всегда можно к себе увести. Холопов-страдников, ярыг, закупных мужиков. Да и невольники кое у кого имеются. Сколько людей ты хочешь набрать? Двадцать, тридцать? Я по-родственному и ссудить могу, дабы вам легче на первых порах было.
— Думаю, сотен пятнадцать меня устроит, Юрий Семенович.
Друцкий несколько секунд молчал, потом переспросил:
— Ты сказал что-то, князь Андрей, я не расслышал?
— Сотен пятнадцать-двадцать работников мне нужно купить, княже. А коли получится, то и больше.
Хозяин опять немного помолчал, кашлянул:
— Платить чем мыслишь?
— Золотом, князь, золотом. Правда, золото у меня в слитках.
— Так много?
— С запасом, дядюшка. Потому и опасаюсь, что на Руси планов моих осуществить не получится. Здесь столько работников на продажу просто нет. А на западе, слышал я недавно, смута. Стреляют, воюют, полон туда-сюда гоняют. У тебя же там, князь, родичей немало проживает. Разве не отписывают?
— Всякое пишут. А про рабов так сразу и не ответишь, князь Андрей. Подумать надобно. Ты пока отдыхай, подкрепись еще с дороги.
— Нет, дядюшка, извини, — поднялся Зверев. — Когда еще так близко от дома окажусь? Отца с матерью хочу навестить.
— Да, это дело важное, утешь сердце родительское, — мысленно находясь где-то уже очень далеко, кивнул хозяин. — Скачи. Коня лучшего вели оседлать, тебе время дорого.
Увы, дома, в усадьбе Лисьиных, тоже было пустовато. Василий Ярославович отправился на службу до осени, забрав с собой почти всех холопов. В конюшнях пустовали ясли и стойла, во дворе перемолвиться оказалось не с кем, Варя так и не появилась, мыться в бане пришлось одному, а мать молодого князя за ужином все больше смотрела на сына, качая головой, трогала подаренные им серьги да норовила всплакнуть.
Вечером над усадьбой повисла огромная, желтая луна, словно специально приспустившаяся к земле — напомнить гостю о своем существовании. В душе появилось предательское желание вскочить на коня, помчаться на Козютин мох, к Лютобору, и, может быть, встретить новый день дома: в двадцать первом веке, на диване перед телевизором, за стеклянными окнами, под шум проносящихся внизу машин. Но Зверев, глядя на ночное светило, отрицательно покачал головой: не теперь. Не во время столь удачно закрутившейся авантюры с колдовским золотом, не сейчас, когда он может вернуть своему княжеству величие. Вот закончит дело — можно и вернуться. Победителем, а не беглецом.