– Никто. Я это увидел, глядя на вас.
Вновь повисла пауза. Фридман приложил руку к сердцу, провел ладонью по лицу. Схватил коробку «Казбека», достал папиросу и стал прикуривать. Его пальцы тряслись, и спички ломались одна за другой. Фридман швырнул коробок на стол и приказал глухо:
– Прошу оставить меня наедине с гражданином Мессингом.
Трое офицеров молча поднялись и вышли из кабинета. Фридман уставился на Мессинга потемневшими глазами, которые теперь скорее были похожи на дула пистолетов:
– Откуда ты про дочь узнал, Мессинг? – перешел на «ты» полковник. – Что она у меня есть… и что у нее порок сердца?
– Я смотрел на вас и увидел…
– Что увидел, что?! – нервно перебил Фридман. – У меня на лбу, что, дочь моя нарисована?
– Вы все время думали только о ней.
– И ты это увидел?
– Да.
– И дочь мою увидел?
– Да. Ей четырнадцать лет. Красивая девочка. Зовут ее Ноябриной. – При этих словах Фридман даже поперхнулся и уже со страхом взглянул на Мессинга. – Черноглазая и светловолосая. Наверное, светлые волосы – в маму. Ведь ваша жена русская, – спокойно выговорил Мессинг и добавил: – Ее срочно нужно везти в Москву. Я знаю, там есть хирург Бакулев… очень знаменитый хирург. Он делает операции на сердце.
– Кто меня к нему пустит? – ударил кулаком по столу Фридман.
– Если вы поедете в Москву, вы к нему попадете. Ей сделают операцию, и она будет жить.
– Это ты тоже видишь? – недоверчиво спросил Фридман.
– Да…
– Слушай, ты… колдун хренов… Я – коммунист и во всякие эти… штучки не верю.
– А вам и не надо верить. Вы просто поезжайте и сделайте, как я сказал.
– Как я поеду? Я – военный человек. Для этого командировка нужна. Разрешение! – махнул рукой Фридман и, вновь схватив папиросу, прикурил и жадно затянулся.
Мессинг молча смотрел на него…
– Да, товарищ генерал, так и есть, как рассказываю – ни слова не преувеличиваю, – говорил в телефонную трубку полковник Фридман. – Умножает пятизначные числа и тут же говорит ответ… да, и мысли читает… Я сам ему мысленно приказал взять у майора Субботина авторучку из кармана, передать ее майору Трифонову, а у майора Трифонова вынуть из кармана галифе платок и отдать его мне. Мысленно приказал, понимаете? Так он все в точности сделал. Да я сам бы не поверил, если бы мы все не видели своими глазами. Ей-богу.. то есть партийное слово даю, товарищ генерал! Он еще тут такие штуки вытворял – у нас глаза на лоб лезли… Прямо ясновидящий какой-то, честное слово! Так точно, поднял кое-какие материалы. Газеты польские, немецкие… Всемирно известный телепат Мессинг… Если газетам верить, весь мир объездил. Везде представления давал. Наверное, такие же штуки выделывал, что и у меня в кабинете… Германское командование за его голову объявило награду в двести пятьдесят тысяч марок. Да, да, точно так, товарищ генерал! Что он там натворил, точно неизвестно. Он сам говорит, что предсказал Гитлеру и Германии гибель, если она пойдет на восток. Может, и врет… а может, и правду говорит – это еще выяснять придется… Одно слово – артист, товарищ генерал! – полковник Фридман мелко рассмеялся. – Хотели поначалу сразу в расход пустить, но уж больно личность примечательная, вот я и решил доложить, товарищ генерал… Слушаюсь, товарищ генерал. Есть прибыть в Москву.. Самолет вышлете? Слушаюсь, товарищ генерал! – Полковник положил трубку и вытер холодный пот со лба.
Некоторое время остановившимся взглядом он смотрел в пространство, потом торопливо вынул папиросу из коробки и закурил…
В военном самолете они летели втроем – Мессинг, полковник Фридман и светловолосая черноглазая девочка. Глаза у нее сияли восторгом – она смотрела в иллюминатор. Внизу проплывала сине-зеленая земля, прямоугольники полей, толстые нити рек, пятна лесов. Девочка Ноябрина смотрела в иллюминатор и восхищенно улыбалась.
Полковник Фридман, сидя на жестком железном сиденье, напряженно глядел вперед. Мессинг тоже смотрел в иллюминатор и тоже улыбался, как девочка Ноябрина. Впереди на таких же сиденьях горбились двое людей из Москвы – в кожанках и кожаных фуражках со звездами, с тяжелыми, неприступными и ничего не выражающими лицами. Рядом с ними сидели трое автоматчиков в летных комбинезонах и шлемах. Автоматы лежали у них на коленях. Оглушительно и слитно ревели два мотора, мигали красные огни на крыльях самолета…
– Первый раз в жизни лечу на самолете! – прокричал Мессинг, наклонившись к полковнику Фридману. – Это фантастично!
Полковник, не понимая, взглянул на него, потом показал пальцем на уши: дескать, не слышу.
– Первый раз лечу на самолете! – повторил Мессинг, но полковник опять не услышал, поморщился и отвернулся. Мессинг вновь приник к иллюминатору.
Москва, 1940 год
Машина катила по темной пустой Москве. Редкие горевшие вдоль улиц фонари только подчеркивали эту глухую темноту, окна в домах почти не были освещены, над арками подворотен раскачивались тусклые лампы. Машина промчалась по Садовому кольцу, потом через Большой Каменный мост, по Моховой, и вот показалась площадь и знаменитый Дом на Лубянке… 1км были освещены почти все окна, вдоль периметра здания густо стояли грузовые фургоны и легковые машины. Машина подкатила к Дому, обогнула его и резко затормозила у высокого подъезда.
Лаврентий Павлович Берия встретил Вольфа Мессинга, стоя посреди огромного, ярко освещенного кабинета.
– Душевно рад приветствовать знаменитого артиста, экстрасенса Вольфа Григорьевича, – с заметным грузинским акцентом, улыбаясь, проговорил Берия.
Он протянул Мессингу руку, и тот неуверенно пожал ее. Вдоль стен кабинета с двух сторон стояли по три человека в штатском, в темных костюмах и белых рубашках с галстуками.
– Здравствуйте, Лаврентий Павлович, – негромко ответил Мессинг.
– Прошу садиться, дорогой, – широким жестом пригласил Берия и первым направился к длинному полированному столу, который стоял перпендикулярно к своему массивному письменному собрату.
Мессинг подошел и сел. Берия расположился напротив, продолжая улыбаться. И только после этого шестеро в штатском молча подошли и уселись по трое по обе стороны от наркома.
– Вот вы какой, Вольф Григорьевич. В газетах и журналах выглядите моложе! Такой красавец! Настоящий роковой мужчина, а?! Смотреть любо-дорого!
Мессинг молчал, глядя на Берию, на поблескивающие в свете люстры очки, на широкую радушную улыбку, на твердый, холодный взгляд…
– Читал про все чудеса, которые вы творите, и, честное слово, не могу поверить! Ну как в такое можно поверить, а? Виртуоз, а? Наверное, с картами любые фокусы можете проделывать, а? А вот как мысли читаете? Или не читаете? Какие-то приемы, да? У каждого фокусника есть свои приемы, которые он от других тщательно скрывает, а? Профессиональная тайна, понимаю, Вольф Григорьевич, понимаю… Может, мне расскажете, а? Наркому внутренних дел. Я вам в ваших делах не конкурент! – И Берия мелко, длинно рассмеялся.