— А почему мы должны подраться? — обиженно спросила Галка.
— Потому что ты любишь на всех набрасываться, — усмехнулся Пилюгин. — Как малыш?
— Спит. Полдня орал, недавно наконец поел и заснул, — сказала Галка и тут же переспросила: — Это почему я люблю на всех набрасываться?
— Тебе виднее. — Пилюгин прошел в комнату, склонился над спящим малышом и вдруг спросил шепотом:
— А что у него физиономия такая красная? Температуры нет?
— Да нормальный он, пап, ты чего? — Галка тоже наклонилась над коляской. — Он всегда такой, — она потрогала лоб малыша. — И температура нормальная. Давай без паники, ладно?
— Ладно. Пойду пожрать что-нибудь себе сварганю… — Пилюгин на цыпочках вышел из комнаты и сказал Витьке: — Матери передай: завтра жду ее на официальную встречу. В два часа дня. Повестку оформлю на месте.
— Хорошо… — опустив голову, ответил Витька.
На столе в беспорядке лежали исписанные бумаги. Допрос начался давно, и Пилюгин уже говорил устало и без напора:
— Поймите, Полина Ивановна, ведь это прежде всего в ваших интересах — сказать, у кого купили взрывчатку. Это будет означать, что вы пошли на сотрудничество со следствием, искренне раскаялись в содеянном, что вы…
— Что я такая хорошая и меня нужно освободить прямо в зале суда? — перебила его Полина.
— Опять вы за свое? Действительно, идиотская ситуация — мне надо бы закончить дело и передать его в суд, а я вас уговариваю, как… Зою Космодемьянскую какую-нибудь!
— Зою Космодемьянскую не уговаривали, — усмехнулась Полина. — Ее пытали.
— Ну, у нас есть такие уроды, которые и пытать могут. Ваше дело такому уроду передать?
— Как хотите… но я не знаю человека, у которого купила нитроглицерин.
— Врете! — заорал Пилюгин и ударил кулаком по столу.
— Нет, не вру!
— А я говорю, врете! — Пилюгин вскочил. — Вы знаете его! Никто не продаст нитроглицерин незнакомому человеку! Выдавать не хотите? А то, что этот тип продаст взрывчатку каким-нибудь отморозкам и они настоящий теракт устроят, вы об этом думали? Вы преступника укрываете! Это еще одна статья в обвинительном заключении, это вам понятно? Говорите, кто он?! Где познакомились?! Как его зовут?!
— Не знаю…
— Врешь! — пуще прежнего заорал Пилюгин. Могилу себе роешь! Дура!
— Не знаю… — тихо повторила Полина, опустив голову.
— Я тебя снова в камеру посажу, ты меня уже довела! До суда будешь сидеть! — майор взял себя в руки, утер ладонями мокрое от пота лицо, проговорил нарочито спокойно: — Ладно, начнем сначала. Расскажите подробно, не торопясь — где вы с ним познакомились.
— На Даниловском рынке.
— Вы говорили, на Крестовском, — перебил Пилюгин.
— Разве? Не помню. Я встретила его на Даниловском рынке.
— Как встретили? Он что, сам к вам подошел?
— Нет. Мы оказались у одного прилавка.
— Что покупали? Ананасы? — усмехнулся Пилюгин.
— Нет, я выбирала оливковое масло. Там очень много сортов было, и я раздумывала, какое купить. И он посоветовал — берите вот это, отличное масло. Я посмотрела бутылку на свет. А он вдруг говорит — очень похоже на нитроглицерин. Я спросила, конечно, в шутку: а вы что, нитроглицерином торгуете? Он засмеялся и говорит: торгую, купить желаете? Я ему: желаю, не продадите? Он говорит: только мое маслице подороже этого будет. Я говорю: сколько? Он говорит: полторы тысячи баксов.
— И он не спросил, зачем вам это масло… то есть нитроглицерин?
— Спросил. Я сказала — одного гада подорвать хочу. Он опять засмеялся. Ладно, говорит, меня это не касается…
— И он ни разу не назвался?
— Нет. А зачем?
— Ладно, давайте дальше…
— А что дальше? Мы встретились на следующий день. Я привезла деньги.
— Где встретились?
— Там же. Недалеко от главного входа.
— Он пришел пешком?
— Нет, приехал на машине.
— На какой машине?
— Я не очень разбираюсь. Джип какой-то… — пожала плечами Полина.
— Какая на нем была эмблема?
— Не помню.
Пилюгин взял лист и нарисовал эмблемы «тойоты», «нисана», «мерседеса», «субару», «фольксвагена», подвинул лист к Полине, спросил:
— Может, какая-нибудь из этих?
— Нет… таких не было, — неуверенно ответила Полина. — Точно, не было.
— Может, он «рейндж-ровер» назывался? — допытывался Пилюгин.
— Да, кажется так… хотя, нет, не помню, — замотала головой Полина.
Майор внимательно смотрел на нее, молчал. Полине вдруг сделалось неловко.
— Почему вы не сказали, что у вас жена умерла?
— А почему я должен вам об этом сообщать?
— Ну, все-таки… не чужие… — несколько растерялась Полина.
— С чего это вы решили? Чужие… как раз получается — совсем чужие люди… хотя сначала я думал по-другому. Выходит, ошибся. — Пилюгин подвинул к себе лист, стал рассматривать эмблемы автомобилей. — Судьба нас столкнула случайно и скоро разведет в разные стороны. Вот так, гражданка подследственная Иванова.
— Это верно, от судьбы не уйдешь, — чуть улыбнулась Полина.
— Потом о судьбе, Полина Ивановна. Давайте о деле продолжим…
И вдруг в кармане пиджака Пилюгина заверещал мобильный телефон.
— Слушаю. Да понял я, понял, что это ты… Что? Опять кричит? Горячая? Ты с ним гуляла? Не знаю, что делать! Не надо было тетю Нину прогонять, черт бы тебя побрал! А теперь ревешь! «Скорую» вызывай… Хорошо, сейчас приеду! Все, кончай реветь! — Пилюгин отключил телефон. — Придется прерваться, Полина Ивановна, мне срочно уехать надо.
— Сын заболел? — спросила Полина. — Может, я с вами съезжу? Посмотрю…
— Да что вы там смотреть будете? — Пилюгин поднялся. — Впрочем, поехали, может, действительно чем поможете. Умотал меня ребенок, не выдерживаю…
В машине Полина молчала, изредка поглядывая на Пилюгина.
— Как же ваша дочь в школу ходит?
— Да не ходит она в школу… сначала ходила через день, а потом вообще перестала. Уже учительница приходила. Мы, говорит, ее отчислим. Ну, отчисляйте, говорю, что я могу сделать? А няньку нанять — денег нету. Не знаю, что делать… не знаю… жизнь дурацкая! Ты не знаешь, у нас какие-нибудь ясли существуют? Для грудных детей?
— Не знаю… Платные, наверное, есть.
— За деньги лучше домой пригласить. Только денег — кот наплакал, — поморщился Пилюгин. — И так зарплаты едва-едва хватает.