— Паспорт давай. Оформлять будем!
Полина катила тележку по супермаркету и брала почти все подряд — копченую, вареную и ливерную колбасу, скумбрию и селедку, ветчину и сыр… Гора продуктов в тележке быстро росла.
— Смотри, вон твоя мама идет! — Галка первая увидела Полину, идущую через двор к подъезду. В руке у нее тяжелая спортивная сумка.
— Ты чего так долго, мама?! — Витька побежал навстречу, отобрал у матери сумку и чуть не выронил: — Ого, тяжелая какая! Что у тебя там?
— Все, что нам надо! — радостно ответила Полина, и глаза ее блестели. — Мясо, колбаса, сыру купила, шашлык! Мишке смеси купила, памперсы! Картошки, луку, масла… еще чего-то, уже и не помню! — Полина подхватила сумку, и они пошли к подъезду. На ходу Полина спрашивала:
— Мишу кормили?
— Последнюю бутылочку доел, — ответила Галка.
— Не плакал?
— Наоборот — лыбится все время! Мы с ним играли, — сказал Витька.
— Ай, молодцы какие! — похвалила Полина. — Отец с работы голодный придет, а мы ему такой шикарный ужин соорудим!
И началась большая жарка-парка. Витька мыл картошку, Галка нарезала ломтиками ветчину и колбасу, аккуратно раскладывала на большой тарелке. В кастрюле булькала вода — там варился цыпленок. Полина чистила селедку, резала лук.
— Галка, у вас блюдо для селедки есть? Где оно?
— Мам, цыпленок, кажется, того… сварился…
— Ничего, пусть поварится — бульон будет наваристей.
— Ой, тетя Поля, а ветчина такая вкуснющая!
— Аппетит перебиваешь, Галка, потом есть не будешь.
— Еще как буду! А как вы паштет делаете, тетя Поля?
— У меня свой рецепт: ливерная колбаса, жареный лук, потом накрошим туда вареных яиц, тщательно перемешаем — будете есть, за уши не оттащишь! — говоря это, Полина разминала в миске ливерную колбасу с жареным луком. — Витька, яйца сними с плиты, уже сварились. И бульон снимай. И картошку попробуй…
Пилюгин позвонил в дверь. В квартире никто не отозвался. Он позвонил еще два раза, потом порылся в кармане пиджака, достал ключ и открыл дверь. В прихожей было темно.
— Галка! — позвал Пилюгин. — Ты где? Полина Ивановна! Витька! Есть кто-нибудь?
Он обошел комнаты, заглянул на кухню и остолбенел. За столом, уставленным яствами, сидели Полина, Галка и Витька. В центре стола стояла бутылка вина.
— Ура-а! — завопила Галка, и все захлопали в ладоши.
— Во что это вы тут играете? — растерянно спросил Пилюгин. — Откуда все это?
— В карты выиграли! — ответила Галка. — Папка, неужели ты не голодный?
— У меня от голодухи голова кружится. — Пилюгин жадными глазами оглядывал стол. — С ума сойти… скатерть-самобранка… а вы что, сами еще не ели?
— Тебя ждали, папка!
— Ну, тогда поехали, — Пилюгин торопливо стянул пиджак, сел за стол.
— А руки мыть кто будет? — сказала Галка.
— Ну, ты прямо как мать, честное слово… — развел руками Пилюгин и пошел в ванную.
Через несколько минут на кухне воцарилась тишина — все четверо молча и сосредоточенно ели, подкладывая себе на тарелки то селедку с картошкой, то колбасу и ветчину, то паштет, изготовленный Полиной. И бутылка сухого вина была наполовину выпита. Наконец Пилюгин насытился, взял бутылку, налил в два бокала — себе и Полине — и спросил:
— А теперь скажи честно, Полина Ивановна, откуда деньги?
— Да какое это имеет значение? — махнула рукой Полина.
— Имеет. Для меня имеет.
— Ну, достала… в долг взяла.
— Много взяла?
— Много, — улыбнулась Полина. — В тюрьму сяду — отработаю и отдам. Там ведь платят, если работаешь?
— Платят… но так, что особо не разгуляешься. Сколько же ты взяла в долг, Полина Ивановна?
— Восемьдесят тысяч.
— Ого! Кто же такой у тебя богатый, что такие суммы в долг дает? Сочиняешь, Полина Ивановна. Я так думаю, что-нибудь в ломбард снесла. Кольцо какое-нибудь фамильное или другую драгоценность? Хотя нет… погоди… Шуба у тебя есть? Каракулевая или норковая? Угадал?
— Ну, угадал, угадал! — уже со злостью ответила Полина. — Чего ты пристал? Всем нам праздник портишь. Ох, и правду говорят: как мента ни корми, он все равно в Уголовный кодекс смотрит…
— Что, съел? — торжествующе проговорила Галка и показала отцу язык. — Так тебе и надо!
— Значит, в ломбард шубу сдала? — не обращая внимания на реплику дочери, спросил Пилюгин.
— Ну, сдала… Нам ведь надо с Витькой на что-то жить?
— Квитанция есть? Отдашь мне.
— Послушай, Михаил Геннадьевич, давай не будем в благородство играть, ладно? Такие мы благородные, такие справедливые, такие честные, что даже подташнивать начинает…
— Полина Ивановна, ты… ты чего-то заговариваешься… — Пилюгин смущенно поглядывал на дочь и Витьку. — Я ни во что не играю. А насчет честности и справедливости — это да, стараюсь. Профессия, видишь ли, обязывает.
— Плохо получается, Михаил Геннадьевич, — усмехнулась Полина.
— Да пока не жаловался… и угрызений совести не испытывал.
— Зря. Впрочем, какой мент когда-нибудь испытывал угрызения совести?
— Я понял, почему ты все время меня оскорбить хочешь, — сказал Пилюгин и поставил бокал с вином на стол. — Застрелить духу не хватило, так теперь решила поиздеваться от души? Нехорошо, Полина Ивановна.
— И я считаю, нехорошо, тетя Поля, — вдруг сказала Галка. — Мой папка не мент, он — честный опер.
Полина и Пилюгин заулыбались.
— Слышала? — сказал майор. — Обсуждению не подлежит. Дай мне квитанцию.
— Нет, не дам, — покачала головой Полина.
Пилюгин хотел что-то сказать, но из соседней комнаты донесся плач младенца, и Полина в ту же секунду вскочила, выбежала из кухни.
— Он, наверное, проснулся в темноте, испугался и плакать стал, — Галка тоже поднялась и быстро вышла.
Витька тоже хотел было пойти за ней, но Пилюгин остановил его:
— Сиди, Витька, ешь. Это женские заботы — с дитем возиться, мужикам там делать нечего.
Витька сел, оглядел блюда на столе и спросил:
— Можно, я еще поем?
— Ешь, конечно, — поспешно сказал Пилюгин. — Это же мама твоя купила. Продукт, выходит, твой — рубай!
— Нет, она же всем купила… — покачал головой Витька. — Это для всех. — Но кусок ветчины он, тем не менее, взял и положил себе на тарелку.
— Нравится тебе у нас жить? — вдруг спросил Пилюгин.
— Нравится, — ответил Витька, старательно пережевывая ветчину. — Только я вам, наверное, мешаю?