Гиринг заметил, что аресты и «вербовка» «пианистов» в Брюсселе ускользнули от внимания советской «контрразведки». Треппер возразил ему, рассказав множество подробностей о деятельности зондеркоманды в Бельгии. Он заявил, что эти сведения были переданы ему упомянутой «контрразведкой». На самом деле он получил их от группы наблюдения, которую сам организовал после облавы на улице Атребат. В конце он предостерег:
— До сих пор вам удавалось скрыть от Центра, что вами завербованы несколько «пианистов» и моих подчиненных, таких, как Ефремов. Я вынужден признать очевидное. Но позвольте вам заметить, что со мной все будет несколько иначе. Я не Ефремов. Нельзя убрать меня, не вызвав шума.
Дискуссия закончилась только к рассвету. Треппер не отказался сотрудничать: он ограничился указанием на практические трудности такого сотрудничества. Гиринг не добивался четкого ответа: подобная настойчивость опровергла бы его утверждение, искреннее или нет, что он может обойтись без Большого шефа. Первый раунд носил ознакомительный характер. После его окончания Треппер уже понимал, что Гиринг — опасный противник.
Сообщение о Большой игре потрясло Треппера, но не особенно удивило, потому что он ожидал чего-то подобного. По донесениям Максимовича о группе военных, сплотившихся вокруг генерала фон Пфеффера, ему было известно, что часть офицеров вермахта желает вступить в переговоры с Западом, чтобы легче было рассчитаться с противником на Востоке. Но тогда речь шла о неопределенных поползновениях группы людей, не имеющих средств для осуществления этих планов. То, что эсэсовцы встали на тот же путь, чревато неизмеримо более серьезными последствиями. Потому что Треппер был убежден — разговоры Гиринга о мирном компромиссе с Россией были всего лишь хитростью, необходимой для того, чтобы склонить его к предательству. Большая игра, должно быть, преследует цель, которую поставило перед собой окружение Пфеффера: подготовить договор между Германией, Англией и Америкой или, по меньшей мере, создать напряженность между союзниками. В обоих случаях от этого может зависеть исход войны.
Треппер разгадал Гиринга. От Кента, арестованного на две недели раньше, шеф зондеркоманды знал, что самые важные телеграммы Большой шеф передавал через передатчики компартии. Логично, что Гиринг любой ценой хотел отыскать нить, ведущую к ним. Если он доберется до радиоканала партии, в Москве будут полностью доверять его посланиям. Помимо этого, он узнает, сообщила ли «контрразведка» об аресте Большого шефа.
Два человека могли связать зондеркоманду с партией: Треппер и Директор.
В конце ноября, через несколько дней после ареста у Малеплата, Гиринг торжествующе протягивает своему пленнику радиограмму из Центра, адресованную Кенту, передатчик которого находился в руках гестапо. Директор приказывает Трепперу встретиться с Мишелем, «посредником» по связи с партией, и указывает день, час и место встречи.
Гиринг готовит мышеловку. Но арестовывать Мишеля он не собирается, ему надо установить за ним слежку и таким образом добраться до компартии.
Мишель не появляется. Между ним и Треппером было условлено, что на встречу, организованную Центром, он приходит с некоторым опережением: за два дня и два часа до назначенного срока.
Второй раунд выиграл Большой шеф. Но чем закончится их дуэль, пока неизвестно. Гиринг по-прежнему держит его в камере. А действовать Треппер сможет, только выбравшись из нее. Гиринг разрешил выдать Трепперу словарь, бумагу и карандаш. Днем в присутствии безучастного надзирателя, постоянно находившегося в камере, заключенный что-то писал. Разговаривать с ним было запрещено. Ночью охрана довольно часто нарушала запрет. До часу ночи молчали, но затем, когда все вокруг затихало, разговоры в камере затягивались до двух-трех часов утра. После этого надзиратель вытягивался на походной кровати и засыпал. Большой шеф ждал еще полчаса, затем приподнимал свою кровать и доставал бумажный рулончик, спрятанный в полой ножке кровати: свое донесение в Москву.
Оно начиналось с изложения подробностей. В последние месяцы Треппер передавал в Центр тревожные сообщения, с которыми там не считались. Необходимо было, чтобы на сей раз ему поверили. Это был последний шанс. Он тщательно изложил обстоятельства своего ареста (день недели, дату, место), описал, что происходило в тюрьме Френ и как он попал на улицу Соссе. Рассказал о каждой беседе (с кем, когда и где она происходила). Все это можно было проверить, если даже выдуманная им группа советской «контрразведки» была всего лишь пугалом, предназначенным для того, чтобы сбить спесь с Гиринга. Почти не сомневаясь, что Центр поверит в его арест, Треппер приводит далее список арестованных агентов и, главное, называет имена тех, чья принадлежность к сети, по утверждению Гиринга, уже установлена, и тех, кого только подозревают в этом. Наиболее значительная фигура среди них — Фернан Порьоль, руководитель радиослужбы партии. Треппер настоятельно рекомендовал ему скрыться как можно скорее.
Далее он объяснил, что такое Большая игра. Описал ее цель и привлеченные средства. В качестве иллюстрации к тому, что можно сделать с помощью нескольких завербованных «пианистов», он процитировал текст радиограмм, которые Гиринг столь любезно позволил ему прочесть, снабдив их комментариями начальника зондеркоманды. В конце он сообщал, что попытается бежать, и излагал несколько планов. Наиболее подходящим местом для этого ему представлялось кафе с двумя выходами, расположенное в конце бульвара Сен-Мишель.
На составление донесения ушло несколько ночей. Он мог работать над ним только с трех до шести часов утра, внимательно наблюдая за спящим охранником. Самым приятным из них оказался Берг, ведь алкоголь был для него сильнейшим снотворным; самым несносным — мобилизованный священник, употреблявший ночи своего дежурства на молитвы о спасении души заключенного.
Треппер написал донесение на идише, иврите и польском, перемешав языки насколько возможно. Если бы бумаги обнаружили, для расшифровки пришлось бы искать трех переводчиков: в любом случае это давало отсрочку на несколько часов. Нехитрая, но типичная для Большого шефа предосторожность; даже привязанный к столбу перед расстрелом, этот человек, наверное, размышлял бы, что делать, если все двенадцать пуль не заденут его.
Когда донесение было составлено, Треппер решил, что настало время попытать счастья в единоборстве с Гирингом. Большой шеф в своей жизни часто рисковал, но никогда еще опасность не была так велика.
Шеф зондеркоманды узнал, что первым звеном в цепи, ведущей к ФКП, была некая Жюльетта, старая активистка коммунистического движения. Она работала в торговавшей оптом кондитерской неподалеку от площади Шатле.
Но Гиринг решил послать к ней не Треппера, как тот надеялся, а Райхмана, брюссельского изготовителя фальшивых документов; более года назад он встречался с Жюльеттой. Большой шеф сказал эсэсовцу: «Зря потратите время. Она сделает вид, что не знает Райхмана».
Она действительно притворилась, что не знает его. Несколько месяцев назад Треппер приказал Жюльетте никого не принимать, кроме Каца и его самого. Любой другой посетитель должен был предъявить в качестве условного знака маленькую красную пуговицу. Гирингу и Райхману эта деталь была неизвестна.