В другой раз все там же, в Антверпене, я заметил в небе английский самолет. Помнится, погода была великолепная. Самолет пролетел над заводом «Дженерал моторс» и, сбросив несколько бомб, скрылся. Одна бомба попала в мастерские по изготовлению кузовов для автомобилей: загорелись склады краски; за несколько минут весь завод охватило гигантское пламя. В тот же день я был свидетелем демонстрации на главной площади Антверпена: женщины шли, неся впереди черный флаг. Я спросил, что означает это черное знамя; мне ответили, что с незапамятных времен это символ голода и что женщины протестуют против отправки в Германию запасов картофеля. Я вернулся в Брюссель после полудня и рассказал оба эпизода Рауху и Аламо. Они как раз готовились к передаче, так что могли включить в нее мои сведения. Затем мы пообедали, поговорили. Около полуночи стали слушать передачи московского радио на заграницу, как это часто делали. В этот вечер было два диктора, мужчина и женщина, которые по очереди передавали новости. Я уже не помню, женщина ли рассказала историю с английским самолетом, а мужчина говорил о демонстрации, или наоборот; во всяком случае, я был потрясен! Я посмотрел на Аламо и Рауха. Они были смущены. Затем Аламо встал, выключил радио и сказал мне чрезвычайно угрожающим тоном: «Если ты когда-нибудь проговоришься, тебе крышка!»
На следующий день я отправился к Рауху и потребовал объяснений. Он ответил: «Послушай, я действительно работаю на «Интеллидженс сервис» и слежу за этими русскими. Будь осторожен: мы оба рискуем головой! Эти ребята намного опаснее немцев!»
Это, конечно, происходило до нападения немцев на Россию; германо-советский пакт был все еще в силе.
Декабрь 1965 года. Прибыв в Брюссель в одиннадцать часов вечера, я решил попытать счастья, несмотря на поздний час: лучше уж сразу узнать, зря ли я проделал весь этот путь. К телефону подошла сама Маргарет Барча; она согласилась принять меня. Я стал опрашивать, какой у нее распорядок дня, но она перебила меня: «А почему бы не поговорить сейчас? Я всегда ложусь очень поздно, или слишком рано, если хотите». В эту ночь я слушал ее до четырех часов утра.
В 1940 году Маргарет было двадцать восемь лет. Высокая, белокурая, стройная, подчеркнуто экстравагантно одетая, она привлекала всеобщее внимание, в том числе со стороны гестапо. Ее прекрасные глаза выдержали испытание временем и тяжелыми болезнями, которые обрушились на нее. Маргарет говорит быстро, с заметным брюссельским акцентом.
«Мой первый муж Эрнест Барча был на семнадцать лет старше меня. Мы жили в Чехословакии — я тоже оттуда родом. В 1932 году родился мой сын Рене — мне тогда только что исполнилось двадцать лет. У нас была очень легкая, очень приятная жизнь. Моя семья разбогатела на экспорте хмеля. Короче, я была дочерью миллионера, а затем стала женой миллионера, и мне казалось, ничто не может изменить эту жизнь. Но после мюнхенских соглашений и аннексии Судетов Германией мы вынуждены были уехать в Прагу. Через год, накануне вступления гитлеровских войск, мы покинули Прагу и перебрались в Бельгию. Забыла вам сказать, что мы — евреи.
В Брюсселе наша семья поселилась на проспекте Беко, 106. Мы с мужем занимали квартиру на седьмом этаже, а родители жили на шестом. Конечно, жили совсем по-другому, и нашим главным развлечением стала игра в бридж с соседом по лестничной клетке, очень милым бельгийским чиновником.
15 марта 1940 года мой муж, поиграв в карты, как обычно, лег спать и ночью умер. Полтора месяца спустя Бельгия была оккупирована. Начались воздушные тревоги, и нам приходилось спускаться в подвал. Там я познакомилась с жильцом с пятого этажа. Это был уругвайский студент по имени Винсент Сьерра. Он был не особенно красив: ниже меня ростом, белокурый, с большими толстыми губами. Но очень услужливый, предупредительный Молодой человек — море обаяния! При этом великолепно одет; кроме того, у него было много денег, и он умел их тратить, что нечасто встречается. Короче говоря, это была любовь с первого взгляда, настолько сильная, что я отказалась бежать во Францию вместе с родителями.
Мы поселились в великолепной квартире на проспекте Слежер. В ней было двадцать семь комнат, семь из них — спальни. Одну из комнат мы превратили в спортивный зал, и каждое утро после гимнастики к нам на дом приходил массажист. У нас был также загородный дом. Снова началась красивая жизнь. Почти каждый вечер мы куда-нибудь непременно ходили, много танцевали. Винсент был замечательным танцором: мы вдвоем выиграли немало конкурсов. Мне особенно запомнился сочельник с 40-го на 41-й год: мы провели ночь в казино Намюра, и это было поистине чудесно.
В марте 1941 года Винсент решил оставить учебу и заняться бизнесом. Он основал импортно-экспортную фирму «Симекско». Самое трудное было найти предусматриваемое законом число акционеров.
Кстати, наше импортно-экспортное предприятие оказалось подлинным спасением для господина Рауха. Это был старый друг нашей семьи; мы познакомились с ним в Чехословакии, а потом встретили в Брюсселе. Война лишила его возможности заниматься своим делом — не помню, каким именно. Короче, он находился в стесненных обстоятельствах. Я познакомила его с Винсентом, который стал давать ему переводы. Затем принял на работу в качестве коммерческого директора фирмы или что-то в этом роде».
В рассказах Билла Хоорикса и Маргарет Барча фигурирует одно и то же имя: Раух. Воздадим должное храбрости человека, которому случай помог вступить в контакт с двумя агентами «Красной капеллы». Поздравим в его лице разведчиков из «Интеллидженс сервис», которые определенно умеют проникать повсюду. И сделаем это поскорее, потому что Рауху предстоит вскоре удалиться со сцены — мягко, но твердо его вытеснит Большой шеф.
Треппер приехал в Париж в августе 1940 года вместе с Жоржи. Люба с двумя детьми была уже в России, в безопасности; их переправили туда через Марсель с помощью советского посольства в Виши. Таким образом, накануне приближающейся великой битвы на душе у Треппера было спокойно. Он не сомневался, что настоящая борьба еще впереди, а врагом будет Германия и ее армия, захлестнувшая Европу своим мутным потоком. Брюссель был удобен для работы против Англии, но деятельностью разведки, направленной против Германии, пожалуй, лучше руководить из Парижа. Треппер размещает здесь свою штаб-квартиру и приступает к созданию организации, необходимой для выполнения задач, поставленных перед ним в связи с новым назначением: по решению Центра Трепперу предстоит возглавить советскую разведывательную сеть в Западной Европе.
Всегда рядом с ним два его лучших помощника. Прежде всего — Леон Гроссфогель, лишившийся состояния после введения оккупантами антисемитских законов. К услугам Треппера его коммерческое чутье и организаторские способности. В течение нескольких недель Гроссфогель решит финансовые проблемы сети и снимет в Париже с десяток квартир, которые будут служить местом встреч или убежищем для агентов Треппера; он наберет людей, предназначенных на роль «почтовых ящиков» с тем, чтобы наладить быструю внутреннюю связь, не нарушая при этом драконовских правил конспирации. Вся материально-техническая база организации создана Гроссфогелем. Он — гарант ее финансового обеспечения. При этом его социальный «фасад» очень внушителен: ну, разве можно хоть в чем-то заподозрить этого солидного господина, настоящего «крупного буржуа», страстного поклонника классической музыки, всегда так строго одетого? Гроссфогелю совсем несвойствен сомнительный романтизм в духе детективных романов. Он занимается шпионажем с той же спокойной педантичностью, как и торговлей плащами; изменился товар, только и всего… У Гроссфогеля задатки хорошего начальника штаба: ему указывают цель, он обеспечивает средства.