«Что ты несешь?»
«Примерно полчаса назад он прислал радио, сообщив, что над Бременом у него загорелся один мотор, и что он собирается прыгать с парашютом. Потом пришла еще одна радиограмма, он собирался тянуть домой. А потом было молчание».
«Передача была чистой?»
«Да. Корнвуд, наш радист, говорит, что сигнал был четким, словно ничего не случилось».
«Что ж, тогда нам лучше пойти в спасательную службу и попробовать сообразить, что мы можем сделать».
Мы прождали всю ночь. Мы ждали до тех пор, пока серая муть на востоке не окрасилась красным, потом поголубела, и, наконец, солнце взошло над Линкольн-Волдз. Утро превратилось в день. Оскар так и не вернулся. [13]
Лишь тогда я отправился в постель. Теперь я остался один. Один! Последний из парней, которые служили в 83-й эскадрилье в первый день войны и до последнего дня сражались с фашизмом. Они хорошо дрались, но дорого заплатили. Кое-кто попал в плен, но я знал, что многие погибли. Я лежал в кровати и думал. Пока мне везло, и я был жив, но когда-то может настать и мой день. Но мы будем продолжать, и даже если погибнет вся эскадрилья, придут новые летчики, чтобы продолжить наши традиции. Будут новые эскадрильи, новые розыгрыши и новые шутки. В тот момент я не видел смысла жить дальше. На какое-то время я даже забыл про Еву. Все мои друзья погибли — пришли новые люди — другие — с другими мыслями, другими взглядами на жизнь, другими шутками. Я остался совсем один.
На следующее утро мы с Хьютоном бомбили Киль. На сей раз в нашей 2000-фунтовке был вмонтирован сигнальный патрон, поэтому мы ясно видели, что наша бомба упала в море. Мы промазали примерно на 200 ярдов, как сказал наш стрелок. Словно все демоны ада обрушились на нас во время этой атаки, и тогда я поклялся, что ни разу больше не полечу атаковать «Шарнхорст». Было просто идиотизмом лететь туда в одиночку. Тогда мне казалось, что только мы сражаемся за Англию в этой войне. Странное ощущение — ты словно сидишь над портом на вершине огромного конуса цветных лучей и вместо цветочков нюхаешь зенитки. Ты понимаешь, что дом безумно далеко. Что ты хочешь попасть туда как можно скорее. Что ты совершенно не желаешь возвращаться сюда еще раз. А когда ты приземляешься на своем аэродроме, в тебе вдруг вспыхивает желание лететь снова. Один бог знает, почему так происходит.
Еще раз нам пришлось провести 2 часа над Гамбургом, сбрасывая по одной бомбе каждые полчаса, чтобы вызвать небольшой переполох и лишить сна жителей города. Не следует говорить, что домой мы прилетели измочаленные и вымотанные до предела. Никогда еще так много орудий не стреляли по столь немногим.
Уже когда все закончилось, мы сидели в столовой, но пришел Харрис и прочитал завещание Оскара. Кто-то выключил радиоприемник. Повисла тяжелая тишина, которую нарушало только звяканье пивных банок, которые летчики ставили на столы.
Харрис начал:
«Майор Бриджмен попросил меня зачитать это, если он не вернется с боевого вылета. Как вы знаете, это произошло. Я выполняю его волю».
Я тревожно взглянул на Джекки Уитерса. Это был один из тех моментов, когда я предпочел бы находиться где-нибудь подальше отсюда. Затем началось чтение. Оскар оставил несколько мелочей вроде курительных трубок Джекки, а свою записную книжку — мне. Он попросил пару летчиков иногда писать его матери, а затем обратился к «49-й эскадрилье, компании самых больших мазил. Я завещаю Джону Киноху, самому сильному человеку, которого я когда-либо знал, дать вам всем сердечный пинок под зад».
Но Джона Киноха больше не было с нами, как не было и компании мазил.
Мы провели еще один или два рейда. Кое-кто бомбил порты Ла-Манша. Другие операции, в которых принимало участие до 300 бомбардировщиков всех типов, бомбили такие города, как Бремен, Киль и Вильгельмсхафен. Перемены были совершенно очевидными. Прежде всего, изменилась тактика самих налетов. Да, мы все еще могли сами выбирать маршрут. Да, мы сами могли выбрать те бомбы, которые считали нужными. Да, мы могли бомбить с той высоты, которую считали наиболее выгодной. Но теперь лучшие экипажи должны были брать осветительные ракеты, чтобы освещать цели. Варианты бомбовой нагрузки были тщательно просчитаны учеными, чтобы вызывать как можно больше разрушений и пожаров. Бомбардировочное Командование начало приобретать структуру и более определенную форму. Оно начало готовить само себя к предстоящим годам тяжелых боев. Но ведь немцы уже имели прекрасно организованную бомбардировочную авиацию. В одной из своих пламенных речей, обращенных к немецкому народу, Гитлер пообещал сравнять с землей все британские города. Германские бомбардировщики, взлетавшие с баз во Франции, провели серию атак Лондона, предпочитая держаться на большой высоте. Эти налеты заставляли кровь кипеть в жилах. Что мы можем с этим поделать? Мы все еще имели приказ бомбить только военные объекты, и либо сбрасывать бомбы точно в цель, либо не сбрасывать их вообще.
Однако во время одного из ночных налетов на Лондон была убита мать одного из наших пилотов. Бомба попала прямо в дом, где она жила. После обеда этот сержант пришел ко мне, его глаза были мокрыми и красными, однако он не плакал. Он хотел этой же ночью лететь с кем-нибудь из нас, чтобы отомстить.
И этот дух мщения неумолимым роком обрушился на германские города в 1943 и 1944 годах.
Битва за Англию и битва с баржами двигались к завершению. Длинная рука Бомбардировочного Командования начала все глубже проникать на германскую территорию, нанося удары по военным заводам. Мы никогда не забудем парней, которые принимали участие в этих битвах. Мы никогда не забудем, что именно они заложили тот фундамент, на котором мы стоим сейчас. Они одержали великую победу, одну из тех, которыми Англия будет гордиться вечно.
Если пилоты истребителей показали всему миру, что они полностью контролируют воздушное пространство над проливами и самой Великобританией, то бомбардировщики нанесли страшный удар по собранным баржам.
Уильям Ширер в своем «Берлинском дневнике» так отозвался об этих налетах на порты Ла-Манша: «Я сам был свидетелем этих налетов, и из того, что мне рассказали немецкие летчики, я сделал один вывод. Существует ничтожная вероятность того, что германская армия сумеет собрать в Булони, Кале, Дюнкерке, Остенде или просто у побережья достаточное число барж и кораблей, чтобы переправить в Англию силы вторжения, если такая необходимость возникнет».
В результате, после множества поражений в воздушных боях, немцы были вынуждены почти на год отложить вторжение в Англию и бросить свою армию против других противников. Будущие историки, наверное, скажут, и по моему мнению, совершенно справедливо скажут, что Битва за Англию и в меньшей степени битва с баржами предопределили будущие судьбы планеты.
Когда Битва за Англию закончилась разгромом Люфтваффе, благодаря усилиям британской промышленности и действиям нескольких сотен пилотов, события пошли по нарастающей. Пожары вспыхнули повсюду. Италия, как голодный шакал, долго высматривала себе легкую добычу. Дуче показалось, что он такую добычу нашел, и его войска вторглись в Грецию. Поэтому нашим вооруженным силам на Средиземном море пришлось спешно формировать экспедиционный корпус, уже третий в течение года. [14]