– А помнишь, как мы сидели в этой вонючей грязи, ни живы ни мертвы от страха, и боялись пошевелиться, а бедная старая мамочка стонала так, что я решила, будто она умирает? – Филиппа снова засмеялась, запрокинув голову к небу, а Бригг вдруг прижался к ней всем телом, вдавил ее голову в песок поцелуем в губы и почувствовал, как в паху ходуном заходили тяжелые, горячие волны. Филиппа принялась бороться.
– Нет, не надо, – полушепотом пробормотала она, упираясь ему руками в плечи. – Ты намочишь мне платье.
– В самом деле? – удивленно спросил Бригг и скатился с нее на песок. – Да, действительно. Я ведь еще не высох… То есть, мое тело еще не совсем высохло.
– Я знаю, – сказала Филиппа, глядя прямо на него. – Именно это я и имела в виду.
– Пожалуй, я лучше оденусь, – решил Бригг и поднялся.
– Я подожду, – откликнулась Филиппа. Бригг вернулся к себе в комнатку. «Все то же самое, – с горечью думал он. – Как и всегда. Она была очень мила и даже кокетничала, но только до тех пор, пока не испугалась. Все было в порядке лишь до тех пор, пока она не поняла, чего мне действительно хочется – и на этом конец! Так бывало уже не раз». Конечно, на Филиппу было приятно смотреть, – Бригг не мог этого отрицать, – но он был рад, что скоро вернется домой и никогда больше ее не увидит. Сейчас они могли только вернуться к своей старой, пресной игре, но Бригг не хотел даже этого. В конце концов, кому как ни ему предстояло через месяц вернуться домой, к Джоан? Уж с ней-то у них не будет никаких заминок, никаких «нет» и прочей ерунды. Во всяком случае, Бригг очень на это надеялся. Да что там, он был абсолютно в этом убежден! Ему осталось только пережить завтрашний день, – а потом еще несколько недель, – и у него будет все, о чем он столько мечтал. Сегодняшний вечер он проведет с Филиппой, если она захочет. Всего один вечер и, если ничего не случится, – а Бригг готов был спорить на все оставшиеся деньги, что ничего особенного так и не произойдет, – тогда ему придется просто забыть обо всем, как забываешь неприятный сон.
После того как Бригг оделся, они поднялись на холмы, где в самом сердце изумрудных джунглей стоял маленький храмик с золотой пагодой и квадратным прудом, в котором было полным-полно черепах. Бригг с Филиппой почти целый час бродили по тенистым галереям внутреннего двора, щурились на раскаленные солнцем каменные плиты, любовались крупными цветами лиан, свисавших со стен и обвивавших колонны крытой галереи. Держась за руки, они долго стояли возле пруда и смотрели, как плавают в нем черепахи – как они загребают воду самшитовыми ногами, как сталкиваются твердыми костяными панцирями и беззвучно смеются, разевая уродливые клювики. Потом из внутреннего двора вышел наголо бритый старик в шафранном одеянии. Присев возле бассейна на корточки, он объяснил им, что черепах приносят прихожане, надеющиеся умилостивить богов и заслужить себе черепашье долголетие.
От храма Филиппа и Бригг направились дальше в холмы и скоро набрели на тропу. Пойдя по ней, они довольно скоро вышли к небольшому водопаду.
Низвергающаяся со скального выступа струя напоминала отлитую из тонкого зеленоватого стекла трубу, опущенную в кипящую чашу озера. Вода была очень холодной – намного холоднее, чем морская, но они все равно искупались, с опаской исследуя лукавые, бутылочно-зеленые омуты и дивясь окружающим озеро замшелым камням, своей формой напоминавшим причудливую мягкую мебель. Рыбы в озере не было – были лишь темные тени, стремительно скользящие на самой границе видимости, и была гремящая колонна водопада, – такая гладкая и блестящая, словно не вода, а сладкий сироп медленно стекал в подставленную чашу водоема и растворялся в его округлом чреве.
Бригг выбрался из воды и, разбросав руки, улегся на обломке плоской скалы. Раскаленный камень жег лопатки, спину и икры. Жаркое солнце быстро изгнало из членов ломящий холод, высушило волосы и лицо, и Бригг начал понемногу поджариваться сразу с двух сторон.
Филиппа села неподалеку и, перекинув волосы через плечо, принялась отжимать их. Повернув голову, Бригг посмотрел на нее. Отсутствующий взгляд Филиппы был устремлен на покрывавшие подножье холма джунгли, за которыми сверкало море – голубое у берега и темно-стальное у горизонта, где оно смыкалось с куполом небес.
Девушка не замечала Бригга, и он внимательно рассматривал черты ее нежного лица, плавный изгиб шеи, очертания высокой груди. Филиппа была в черном купальнике, и ее острые соски торчали сквозь мокрую ткань, словно две пуговки. Видимая часть ее груди была загорелой, нежно-шоколадной, а невидимая – полной и тяжелой. Если бы Бригг захотел, он мог бы запросто протянуть руку и сорвать с нее купальник. И ему хотелось. Очень, очень хотелось…
Но он хорошо понимал, что такое начало ни к чему хорошему не приведет. Ни такое, никакое другое. Никогда он не сможет держать ее в объятиях, любить ее, властвовать над ней, потому что – Бригг знал это – Филиппа врял ли сумеет понять его чувства правильно. Не исключено, что она начнет орать, словно ее насилуют; ему же накануне возвращения домой неприятности были ни к чему.
Они так ничего и не сказали друг другу – просто сидели и ждали, пока солнце высушит их. Филиппа не шевелилась, и в конце концов Бригг отвел взгляд, потому что не мог больше на нее смотреть. Он даже не хотел целовать Филиппу, ибо ему этого было мало. Поцеловав ее, он сделал бы себе только хуже.
Стараясь отвлечься, Бригг стал смотреть на ящерицу, которая, раздувая бока, вскарабкалась на камень и притаилась в двух футах от него. Ее раздвоенный язычок то высовывался, то снова прятался, а выпученные глаза тяжело ворочались в орбитах. Ящерка явно страдала от неутоленного желания, и Бригг понимал ее как никто другой.
Наконец Филиппа встала и подошла к тому месту, где оставила туфли и платье. Ступив ногами в середину своего белого сарафана, она натянула его снизу вверх, как будто прячась в чашечку цветка. Бригг видел, как она передернулась всем телом и пошевелила плечами, чтобы платье лучше сидело, а потом принялась возиться с пуговичками, поднимаясь от талии к груди. Он тоже встал, надел брюки и рубашку, сунул ноги в легкие парусиновые туфли и взял Филиппу за руку.
Спустившись с холмов к дороге, они сели в автобус и поехали в Джорджтаун; в городке солнце уже начало клониться к горизонту, и на землю легли длинные ползучие тени. На улицах стало прохладнее, и они не торопясь пошли туда, где жила Филиппа.
У нее была комната в общежитии – просторном одноэтажном мотеле, стоявшем над небольшим плавательным бассейном на краю вымощенной камнем площадки; двери всех номеров выходили на эту площадку, и Бригг заметил на плитах подсохшие следы, как будто кто-то недавно вылез из воды. Окна и двери в мотеле были забраны жалюзи из ротанга.
Филиппа вошла в свою комнату, а Бригг замешкался на пороге и стоял там до тех пор, пока она не позвала его.
– Не стоит так цепляться за приличия, – сказала она. – И без того ты целых полдня был настоящим джентльменом.
– Мне казалось, именно этого от меня и хотели, – сказал Бригг, делая шаг вперед.