Тамерлан распускает нас по своим участкам. Я с Ханом Мамаем до самого обеда раскатываю на его «Волге» по разным делам последнего, смысл которых мне непонятен с самого начала. Хан останавливается то в одном месте, то в другом, с кем-то встречается, кому-то что-то обещает, прыгает в машину, и мы едем дальше. В раскаленном от жары салоне я то и дело теряю сознание, окунаясь в счастливые сновидения. Рваными кусками своих проспектов и улиц в картины тревожного сна втискивается дымящийся под солнцем город.
Опостылевший своей убогой теснотой, сонными мухами и скукой, кубрик встречает меня уже в полдень, когда Хан, сморенный пеклом дня, наконец уезжает домой.
В кубрике, спрятавшись от всего мира, а больше от самого себя, пыхтит над испариной раскаленной электроплитки Ара. Он колдует над какой-то ухой из ржавых рыбных консервов, то и дело пихая отвратительную рыбу себе в рот. Ара скоротечно жалуется на полный завал в своей бумажной работе следователя, после чего, убрав кастрюлю под стол, мгновенно засыпает на кровати.
Я еще долго ворочаюсь на промокшей от пота простыне.
В отделе, несмотря на официальный рабочий день, с самого утреннего построения ни души. Контрактники прячутся по кубрикам или развлекают в кафе свои желудки, затекшие от консервов, иной пищей, местные хоронятся по домам или также скрашивают за соседними столиками досуг. Начальство в лице Тайдов, Рэгсов и Безобразных в такие воскресные дни обычно отсутствует. Остается загадкой, для кого именно они объявляют рабочими днями все выходные. Впрочем, везет нам с такими днями безделья довольно редко.
Поздним вечером, уставшие, непривычные к жестокой жаре русские собираются в нашем кубрике скопищем в семь-восемь человек. Начинается вечернее застолье. Пьяный бес вылезает из расплавленных водкой мозгов. И люди без конца горланят русские-народные, блатные-хороводные, подливают водки в опустевшую посуду, не дают мне отдохнуть… Только глубокая ночь растаскивает веселый хоровод праздного разгула по своим комнатам. Павших подбирают товарищи, раненые уползают сами…
Сегодня в Кара-Юрте Гудермесского района на фугасе подорвали вояк. Есть погибшие.
Зачистка на 12-м участке. С Тамерланом и обоими Бармалеями я сижу в гостях у их знакомого. Хозяйка беспрестанно подкладывает нам домашнее печенье, подливает горячий чай. Разговор ведется на чеченском, и ни одного слова я не понимаю. Однако хозяин замечает это и, чтобы не обидеть гостя, переходит на русский. Говорят о всякой бытовой ерунде.
Проверив паспортный режим на том огрызке жилого сектора, бывшего когда-то улицей, мы молча сидим у огородных заборов перед самой дорогой. Голубая нежность раннего утра уступает место горячему свету дня, который загоняет нас в ветвистую тень влажных яблонь. Прислонившись к переплетенным сухим изгородям, запрокинув головы, мы медленно закрываем глаза и молча ждем конца зачистки.
Из-за поворота выходят два пэпээсника:
— Все! По домам!
В отделе, как и вчера, в течение дня нельзя встретить ни одного человека. Сказывается отсутствие на рабочем месте Тайда, который последнее время взял моду куда-то исчезать до самого вечера.
Долгая жара текущего дня коротается нами в наполненном духотой кубрике, где мы проводим время своей походной жизни за игрой в карты и сном.
На вечернем разводе мы считаем свои потери в службе. Приказом начальника, по достижению пенсионного возраста, уволен участковый Неуловимый. Одним трусом в отделе стало меньше. Другой участковый, чеченец Апейрон, перевелся в МЧС. Одной головной болью у Тайда стало меньше.
Апейрон — парень неплохой, даже добрый, но горячий, нервный и обидчивый. Появлялся он на службе редко, по два-три раза в неделю, работу не знал и работать не умел. Когда ему Тамерлан выговаривал за просроченные материалы, тот кричал на своего начальника, со злости бросал бумаги ему на стол и от обиды на целую неделю вообще исчезал из отдела. Вот и прозвали его Апейроном, как какое-то неопределенное понятие в философии, которое есть, но его никто никогда не видел. Однажды Тамерлан очень метко выразился в отношении Апейрона: «Его только на драку можно с собой брать. На работу бесполезно».
Тайд как-то раз решил уволить Апейрона лично, как самого безответственного и бестолкового участкового, и вроде даже подготовил приказ. Но огласить его перед строем не успел. В день своего увольнения Апейрон украл племянницу Тайда. По чеченским обычаям, укравший женщину обязан на ней жениться, что Апейрон и сделал. Участковый стал прямым родственником Тайда. По чеченским обычаям, родственник обязан помогать своему родственнику во всем и везде. Приказ об увольнении не увидел никто. Стиснув зубы, Тайд оставил за новоявленным родственничком его место работы.
С молодой женой Апейрон прожил ровно три дня, пока та не убежала обратно к родителям из-за его невыносимого характера. Это была третья женитьба участкового, две первые жены выдержали только день.
И вот на вечернем совещании службы я растолковываю катастрофические последствия ухода Апейрона с Неуловимым. Дерзкое безделье и неумение работать последних всегда бросалось в глаза начальству, а потому на их фоне каждый из нас не был так заметен в собственном безделье и собственном нежелании работать. Теперь нет тех людей, которые постоянно собирали на себе все сыплющиеся шишки и приковывали к себе все карающие взгляды. Их место должен занять кто-то из нас.
Вчера в Ачхой-Мартане боестолкновение сотрудников милиции с боевиками. Двое последних убиты. Погиб один милиционер, ранены двое.
Сегодня на улице Ханкальской подорвали фугас. Пострадал проезжавший за военным «ЗИЛом» маршрутный микроавтобус. Ранены трое гражданских.
Зеленая свежесть леса обнимает нас утренней прохладой в густых зарослях 56-го участка. Запутанный клубок сплетенных тропинок и заросших, давно неприбранных дорог, ведет в глубину карликовых, срезанных металлом деревьев, в дебри расползшихся широких кустов. Среди них, притихших в мерном течении спокойных будней, прячутся выеденные снарядами и истребленные огнем стены. Как ребра из обглоданного трупа, торчат свороченные набок балки, бревна, повисшие на них останки крыш. Толстые, жадные лианы многочисленных трав тянут щупальца своих рук в опустевшее брюхо мертвеца. Все мертво здесь. Только коричневая корка земли мягко мнется под нашими сапогами. Это — слой перегоревших вещей и пепла, все еще не размытый слезами чеченских дождей.
В одном из поверженных корпусов с тусклой надписью на стене «Здесь живут!!!» солдаты Внутренних войск находят схрон с автоматными патронами и пулеметными лентами. Мы вызываем СОГ и саперов комендатуры для ликвидации находки. Хоть каждый из нас и испытывает постоянную нужду в боеприпасах, никто не притрагивается к чужому. Патроны могут быть начинены тротилом или другой взрывчаткой и при стрельбе взорваться. Не беда, что погибнешь, хуже остаться калекой.
Я с Бродягой и двумя армейскими офицерами останавливаюсь в жилых дворах участка. Редкие жители, в основном женщины, с беспокойством косятся на нас. Девочка лет четырех в розово-белом платьице, увидев форму и оружие, с невиданной для ребенка злостью по-русски твердит в нашу сторону: