Рейчел плакала; Ратлидж видел, как из-под ресниц выкатились слезы. Ему передались ее боль и потрясение. В тот день девочка еще не в состоянии была до конца понять, какого кошмарного события она стала свидетельницей. Нарисованная картина ярко, четко стояла у него перед глазами. Даже ошеломленный Хэмиш на время замолчал.
– Прошу вас, – хрипло попросила Рейчел, – я больше не хочу вспоминать тот день!
– Расскажите, как Ричард потерялся на пустоши, – попросил Ратлидж спустя некоторое время, когда оба немного успокоились. – Вы присутствовали при том, как это случилось?
– Да. Повторяю, мы все поехали на пикник, – раздраженно ответила Рейчел. – Не знаю, почему вы все время мучаете меня прошлым, все время напоминаете о нем. Стивен бы не допустил ничего подобного, он понимал, что должен защищать Оливию! Вот почему она завещала ему все свои бумаги.
– Оливия умерла. Николас тоже. Кроме ваших воспоминаний, мне не на что опереться, – терпеливо объяснил Ратлидж. – Стивен защитил бы ее, если бы знал, что она, возможно, убила его отца?
– А если мы сейчас именно поэтому не можем найти ее бумаги? Может быть, Стивен их сжег? – Рейчел вздохнула. – Ах, ладно! Мы поехали туда… на пустошь… потому что там можно провести целый день, а дети очень беспокойные, их нужно чем-то отвлечь, развлечь. Дядя Джеймс решил показать нам старые шахты, в которых раньше добывали олово. Олово заложило основу процветания Корнуолла. Розамунде его замысел не очень понравился; она боялась, что кто-нибудь из нас свалится в шахту. Что было не очень похоже на нее… у нее как будто появилось предчувствие… обычно она с воодушевлением относилась к подобным затеям. Но… вначале все шло довольно хорошо. Джеймс показал нам шахты, а потом мы говорили о том, куда могло отправиться корнуолльское олово: в Египет, на Крит, в Финикию. Джеймс умел так занимательно рассказывать, как будто вовсе и не давал нам урок. Такой у него был дар. Потом мы нашли тихое местечко, где могли перекусить.
Когда Рейчел погрузилась в прошлое, голос у нее снова изменился. Сама того не желая, она вспоминала.
– Во что Ричард был одет?
– Не помню… кажется… на нем была белая рубашка… еще длинные чулки, короткие штанишки. Курточка у него тоже была, потому что он иногда ее снимал. На солнце становилось жарко. Потом поднимался ветер, и Розамунда приказывала ему снова надеть куртку. Ричард не хотел одеваться и капризничал. Позже мы гадали, не потому ли он убежал – может, еще злился? Иногда он бывал таким своевольным! – Она замолчала. – Вам обязательно нужно знать все до мельчайших подробностей?
– Да, подробности помогают мне воссоздать всю картину.
Рейчел относилась к числу тех редких людей, которые умеют связно рассказывать. Четко описывая образы, которые она видела в своем воображении, не отступая и не путая нити, которые ему потом предстояло бы распутывать.
– После того как мы поели, Розамунда села отдохнуть, а Джеймс положил голову ей на колени. Помню, я еще подумала: какая уютная картина! Кормак стал расспрашивать нашего проводника, пожилого человека. Его сыновья за двадцать лет до того уехали в Америку работать на шахтах. Кормак расспрашивал о них – как у них дела, часто ли они пишут домой, довольны ли своей новой жизнью. Мне хотелось спать. Оливия сидела рядом со мной; у нее устала нога. Но Ричард хотел сходить и поискать диких пони. Он упрашивал Оливию пойти с ним, потому что мать не отпускала его одного. Где был Николас, я не знаю; он куда-то ушел. Иногда он так поступал – уходил обследовать местность. Он всегда прекрасно ориентировался; никто не боялся, что он заблудится. Наконец Оливия встала и пошла за Ричардом, но взяла с него слово, что он не будет быстро бегать – ей ведь за ним не угнаться. Я стала ждать Николаса; мне не хотелось волноваться из-за Ричарда. С тех пор меня не отпускает чувство вины…
Ратлидж не нарушал молчания. Наконец Рейчел заговорила снова:
– Я почти заснула, когда Розамунда сказала, что нам пора собираться домой. Она послала Кормака искать Николаса, а Джеймсу велела найти Оливию и Ричарда. Мы вместе собрали остатки пикника и уложили все в экипажи. Розамунда что-то говорила о званом вечере, который она задумала, – она собиралась пригласить каких-то знакомых из Лондона. Я запомнила это, потому что те знакомые вместо званого вечера приехали на похороны. Потом Розамунда вдруг спросила: «Интересно, почему они так задерживаются?»
Последовала еще одна пауза.
– Кормак вернулся один и сказал, что Николас только что увидел у скал редких бабочек, которые встречаются только на вересковых пустошах; он не хотел уходить. Он взял меня с собой, чтобы я уговорила Николаса. Но Николаса уже не было возле скал; мы с Кормаком искали его пять или десять минут. Потом мы вернулись туда, где нас ждала Розамунда. Оказывается, Николас уже вернулся. Джеймс привел Оливию. Они не сумели найти Ричарда. Розамунда оставила нас с Оливией в колясках, а сама вместе с Джеймсом, Кормаком и Николасом отправилась искать Ричарда. Они так и не нашли его. И к нам Ричард не вернулся. И Оливия не знала, куда он девался. Говорила, что он пошел поиграть с пони, она видела его издали и не волновалась. Из экипажа выпрягли лошадь; один кучер поскакал на ней в Тревельян-Холл за подмогой. Вернулся он с конюхами и слугами. К ночи стало ясно, что мы вряд ли найдем Ричарда. Но Джеймс и слышать не хотел о прекращении поисков. Он сказал, что Ричард просто балуется и где-то прячется от нас. Николас вернулся весь в крови и царапинах – он где-то упал. По его словам, он нашел диких пони, но Ричарда там не было, зато он видел каких-то цыганят. Они с Кормаком вернулись туда вместе, прихватив факелы. Помню, что они отбрасывали длинные тени, а издали казались совсем черными. Розамунда отправила нас – Оливию, Николаса и меня – домой в одном экипаже. Оливия всю дорогу плакала, и утешить ее было невозможно. А когда мы добрались до конюшни, она сама привязала себя к пони и вернулась на пустошь вместе с мужчинами из деревни, чтобы искать Ричарда. Для Николаса лошади не нашлось, и он пошел пешком. Мне велели оставаться дома и послать весточку, если какой-то из отрядов найдет Ричарда. Но, конечно, его так и не нашли. Помню, как позже Кормак, чумазый и заплаканный, кричал на Николаса из-за Ричарда; он хотел что-то узнать, и я еще подумала: при чем здесь Николас, ведь Ричард был с Оливией? Но тогда все были не в себе, все как обезумели. Оливия вернулась домой совсем больная, и Николас не отходил от нее ни на шаг. Он что-то говорил ей; я пробовала подслушать, но слов не разобрала. Дядя Джеймс страшно измучился, доктор Пенрит подлил ему в кофе кое-какое снадобье, и понадобилось трое слуг, чтобы отнести его в постель – так глубоко он уснул…
Ратлидж уже не слушал ее. Он думал о другом. Когда тихий голос замолчал, он спросил:
– Оливия и Анна одевались как близнецы – одинаково?
– Иногда, – ответила Рейчел, удивившись смене темы. – Оливии это не нравилось. Она говорила, что она не половинка пары, как туфля или перчатка. Ей не хотелось находиться в тени Анны; она была сама по себе. Кажется, потом… ее это беспокоило… Мы все чувствовали себя виноватыми – как все дети, винили себя…