— Уж если еврей глуп, то глуп как пробка! — засмеялся Копиц. — Ты собирался доложить мне, что в лагере тиф. Но кто тебе сказал, что я намерен именно так информировать Бланке?
— Что же вы ему скажете?
— Об этом я и хочу с тобой посоветоваться. У нас есть больные с высокой температурой, не так ли?
— И вшивость. Все признаки тифа. Если герр Бланке врач, он без труда…
— Ага, вот видишь, у тебя уже прояснилось в голове. Если герр Бланке врач… А кто знает, хороший ли он врач? У тебя в Варшаве была большая практика с тифозными, ты-то разбираешься сразу. А есть такой опыт у Бланке?
— Любой врач поймет, в чем дело. Военное время, завшивленный лагерь…
— Не волнуйся. Может быть, мы к нему несправедливы и он сразу разберется. Но кто тебе сказал, что он сразу же зафиксирует все это на бумаге?
— Если он не сделает этого…
— Что тогда? А если у него такие указания?
Оскар даже рот раскрыл.
— Тиф — это смертельная опасность для всего края. Рядом Мюнхен…
— Вот что я скажу тебе, доктор: тебе, видно, очень хочется в газовую камеру. Если тебя послушать, так для «Гиглинга 3» нет другого выхода, кроме как погрузить всех хефтлинков в вагоны и везти их обратно в Освенцим.
— Вы знаете, что я не хочу этого. Разве нельзя бороться с тифом! Достаточно дезинфекции, карантина и прививок. Вам самому сделали прививку в Варшаве, и, хотя вы не болели тифом, вы теперь не боитесь войти в лагерь…
Копиц усмехнулся.
— Я, к твоему сведению, не боюсь ничего. Я эсэсовец.
Оскар опять выпрямился. «Не боишься, потому что в крови у тебя антитифозная вакцина, которую открыл медик еврей», — подумал он и, не сдержавшись, возразил довольно неразумно:
— Нет, и вы иногда боитесь, герр рапортфюрер. Например, меня. Вы могли уже сто раз повесить меня, но не сделали этого.
— Если бы ты боялся кого-нибудь и имел возможность повесить его, разве ты не сделал бы этого? Например, меня, а?
Оскара молчал.
— Стало быть, я не так уж боюсь тебя, как ты думаешь, — насмешливо сказал Копиц. — Или я сохраняю тебе жизнь, чтобы не бояться?
— Просто вы помните о том, что конец войны близок…
— Молчи, олух! Я эсэсовец. Мы выиграем эту войну, уж против жидов-то во всяком случае. Для этого у нас хватит сил. Для этого достаточно парочки таких молодцов, как Дейбель. Так что не дури и ни на что не рассчитывай. Но то, что я изрядно устал и охотно не покидал бы Гиглинга, это тоже факт. Мне дано указание посылать отсюда людей на внешние работы, и я охотно буду делать это. А если ты встанешь у меня на пути и все испортишь, я тебя повешу. На сей раз без всяких пардонов.
С минуту было тихо.
— Ставка на время! — задумчиво сказал Копиц. — Оба мы делаем ставку на время, ты и я. Мне нужен покой, хотя бы для передышки, а тебе тоже он нужен, чтобы надеяться бог весть на что. Что ж, никто тебе не мешает, надейся!
— Я так и не понимаю, чего вы хотите, герр рапорт-фюрер.
— Это ясно Я не хочу отправки «Гиглинга 3» в газовые камеры. Я хочу, чтобы он исправно функционировал как рабочий лагерь. Если у нас есть больные, мы их поместим к тебе в лазарет. Тех, кто помрет, похоронит Диего. И чтобы больше никаких перемен, ровно никаких. Так я хочу.
— Нельзя играть в спокойствие, когда в лагере тиф. От него не отгородишься.
— Quatsch!. Я не забиваю им свою голову. Умирают заключенные? Ну что ж, им и положено умирать. Устроить дезинфекцию можно, это правильно. И вакцину для прививок конвойным и специалистам, работающим у Молля, мы тоже раздобудем. Тем самым будет обеспечена безопасность, и работа пойдет дальше.
— У вас перемрет весь лагерь.
— Опять вздор! Мы пережили сыпняк в Варшаве. Сотни старожилов отлично перенесли его и еще сохранили достаточно сил, чтобы построить новые лагеря в Гиглинге. И здесь тоже не перемрут все. Вы уже не заболеете, и еще многие уцелеют. На опустевших нарах мы разместим пополнение, и дело в шляпе.
— А если доктор Бланке будет другого мнения?
— Мы должны постараться, чтобы он был одного мнения с нами. Ты не хочешь ликвидации лагеря, вернее, отправки его в печь. Я тоже. Стало быть, не надо пугать Бланке. Не будем ему ничего подсказывать, пусть сам…
— А если он введет карантин?
— Никаких карантинов для лагерей не существует. Я знаю предписания, о которых не знаешь ты. Или работа, или печь, на выбор. Поэтому ты скажешь Бланке, что в лагере есть больные с высокой температурой, и все.
— Вы думаете, доктор Бланке будет советоваться со мной, врачом евреем?
— Не знаю. Но если ты посмеешь говорить с ним так, как говорил со мной, я тебя прикончу. Это уж наверняка.
* * *
Как только рапортфюрер покинул лагерь, портной Ярда прибежал в кухню. Сердце у него испуганно билось: а вдруг нарвусь на кюхеншефа? Но дверь была открыта, и, заглянув в кухню. Ярда увидел там только девушек.
— Уходи! — крикнула одна из них. — Не знаешь, что ли, что тебе сюда нельзя?
Ярда приложил палец к губам и поманил девушку.
— Кто из вас фрейлейн Юлишка? Я к ней по делу.
Подошла Юлишка с повязкой на рукаве и палкой в руках.
— Это, наверное, портной?
Ярда робко поглядел на огненные глаза и прочие прелести Юлишки и отрекомендовался ей, как учил его Гонза.
— Не очень-то ты похож на владельца шикарного салона. В Праге ты тоже ходил с грязью под ногтями?
Ярда глуповато улыбнулся и неловко сделал старомодный поклон.
— Работой будете довольны. А в лагере я не могу выглядеть, как хотелось бы…
— Есть у тебя сантиметр?
— Откуда же? Но мы обойдемся веревочкой. Для вашей талии хватит совсем коротенькой, хи-хи-с! Игла у меня есть.
— Подожди здесь. — Она ушла в темную кухню и принесла узелок с одеждой, которую на днях обменяла на еду у «мусульман». — Что ты скажешь об этих коричневых брюках? Они вполне сносные и достаточно велики. Я дала их выстирать. Когда будешь обуживать штанину, выпори полосатый кант, понятно?
Ярда удивился.
— Выйдут совершенно гражданские брюки. В Освенциме нарочно вшивали этот арестантский кант.
— Знаю. А я не хочу арестантских, и точка. Когда будет готово?
Она смерила веревочкой свою талию, потом Ярда промерил длину брюк. Все это делалось торопливо и в тени. Беа стояла настороже перед кухней и смотрела в сторону комендатуры. Вдруг она увидела машину Россхауптихи.
— Бросьте все! — крикнула она. — Кобылья Голова здесь!
— А мы, собственно, уже готовы, а? — хладнокровно усмехнулась Юлишка и движением руки отпустила Ярду.