— Вы правы, — согласился Трой. — Но уважаемый патер так ловко все это подал!
— А кто же обеспечит подачу электроэнергии? — спросил Диллон. — Я понятия не имею, как это у них делается.
— Давайте обсудим все снова, — сказал Иетс патеру. — Садитесь, отец Шлемм. Вот вам стул. Вы слышали о лагере «Паула»?
Патер опустил глаза. Казалось, он рассматривает свои колени. — Да, я знаю о лагере «Паула», — проговорил он, сокрушенно поджав губы. — Туда попали некоторые из моих прихожан. Я пытался спасти их…
— И тем не менее вы смеете называть имена людей, принадлежавших к той самой партии, которая создала лагерь «Паула»?
— Вы не знаете Германии, сэр! — воскликнул патер. — Герр Бундезен и другие, кого я рекомендовал, не имеют никакого отношения к лагерю «Паула»!
— Давайте говорить начистоту, отец Шлемм!
— С удовольствием! — благосклонное выражение слетело с розовой физиономии патера. Он нервно потер ладонью островок коротких волос на макушке. — Какое городское управление вам нужно? Кто в городе может стать у власти? Вы должны радоваться, что здесь остались еще порядочные, всеми уважаемые люди, которые соглашаются помочь вам.
— Хорошо! Кто стоит за этим управлением, которое вы нам предлагаете? — Иетс вложил в свои слова всю ярость, бушевавшую в нем.
Патер впился руками в сиденье стула.
— За ним стою я, лейтенант!
Дверь распахнулась настежь. Бинг ввел в кабинет двоих мужчин в полосатой одежде.
— Входите, профессор, не бойтесь!
Потом, обращаясь к Иетсу, Трою и Диллону, Бинг сказал:
— Простите, что помешал вам. Но эти двое убежали из лагеря «Паула». Я подумал, что их надо выслушать немедленно.
Трой круто повернулся. Патер, Нейштадт, городское управление, уборка мусора — все сразу показалось ему сущим вздором.
Иетс перевел взгляд с двух беглецов на патера и обратно.
Патер поймал на себе этот взгляд. Он встал. — Пресвятая Дева! Их надо накормить! Я позабочусь об этом!
— Сядьте, отец Шлемм, — приказал ему Иетс. — Сначала послушаем, что скажут они. — Он подошел к тому, который был помоложе. — Вы можете говорить по-немецки. Как вас зовут?
— Рудольф Келлерман. — И, устало поведя рукой в сторону, добавил: — Это профессор Зекендорф из Мюнхенского университета.
— Вы из лагеря «Паула»? Как вам удалось бежать?
— Мы бежали не из лагеря…
— А откуда?
— Со станции.
— Со станции? А я думал, вы из лагеря «Паула».
— Так и есть. Нас эвакуировали. Пять тысяч человек, тех, кто покрепче. Семь тысяч осталось в лагере.
— И они до сих пор там?
Келлерман улыбнулся. Эта улыбка резнула их, как ножом.
— Не знаю…
Трой еле сдерживал нетерпение. Иетс вкратце перевел ему слова Келлермана.
— Лейтенант Диллон! — сказал Трой. — Дайте знать всем командирам частей: мы выступаем через полчаса.
Он подвинул свое кресло профессору, знаком приказал отцу Шлемму встать и подал его стул Келлерману. — Полчаса, Диллон! — повторил он. — Надо спасти хоть кого-нибудь из этих семи тысяч… пока не поздно.
— Слушаю, сэр! — Диллон выбежал из кабинета. Иетс снова обратился к Келлерману. — Как вам удалось бежать?
— В темноте, — ответил тот. — На станции был такой беспорядок.
— Вы громче не можете? Вот, выпейте. — Он подал свою фляжку сначала ему, потом профессору. Келлерман пил медленно.
— Нас гнали весь день. К вечеру мы подошли к железнодорожной станции. Подали поезд, и тут мы бросились бежать. В такой спешке устраивать облаву было некогда. Мы повернули на запад, подошли к этому городу, увидели белые флаги, увидели на окраине у большой фабрики броневик с белой звездой, я тогда я сказал профессору: «Добрались. Это американцы».
— Потом они вошли в город, — продолжал вместо него Бинг. — Мы с мисс Уоллес видим, сидят двое на тротуаре, а проклятые немцы обходят их чуть не за милю.
— Нейштадт! — воскликнул Трой таким тоном, который ясно говорил, что сейчас ему важно лишь одно — выступить вперед, к лагерю «Паула». — Иетс! На утверждение городского муниципалитета у нас остались считанные минуты. Давайте покончим с этим.
Иетс повернулся к Келлерману:
— Сколько вы просидели в лагере?
— Десять месяцев.
— А где были до этого?
— На военном заводе. Арестован по обвинению в саботаже.
— А вы действительно саботировали?
— Нет, случая не представлялось. Но я видел, как это делали русские и поляки, и не мешал им.
— Фанатик! — проговорил отец Шлемм. Келлерман услышал это. Он перевел взгляд с патера на Иетса и словно весь сжался, ушел в себя.
Иетс сказал Келлерману:
— Моя фамилия Иетс. Я американский офицер. Я смею вас заверить: ваши убеждения для нас не менее ценны, чем убеждения патера Шлемма. Где вы были до военного завода?
— В военном госпитале, — ответил Келлерман. — Я был ранен в Северной Африке.
— В какой части?
— 999-я бригада.
— Это штрафная часть?
— Да, туда посылали политических.
Иетс замолчал. Ни у него, ни у Троя не было никаких директив о назначении бургомистра в Нейштадте. Он посмотрел на Келлермана — воспаленные глаза, обтянутые скулы с запекшейся на них кровью — и уже больше не колебался.
— Капитан, вот вам бургомистр. Герр Келлерман, вы не откажетесь помочь нам навести порядок в Нейштадте?
Келлерман, только что опустившийся на стул, который освободил патер, снова встал. Впервые за долгие годы к нему обращались вежливо. Он почувствовал спазму в горле. Наконец-то пришло то время, ради которого он так цеплялся за жизнь.
— Может быть, лучше профессора… — проговорил Келлерман. — Он образованный человек.
— У вас больше сил, — улыбнулся Иетс.
— Не знаю, какой из меня получится бургомистр, — торжественно проговорил Келлерман. — Но обещаю вам, нацисты здесь головы не поднимут.
Патер поклонился и шагнул к двери. Трой окликнул его:
— Куда вы торопитесь, отец Шлемм? Если мы решим назначить бургомистром господина Келлермана, ему понадобится ваше сотрудничество.
— Я уже сказал вам, — ответил тот, — церковь не может вмешиваться в политику.
Иетс вставил язвительно:
— Другими словами, если это будет не ваш муниципалитет, вы намерены саботировать его работу? Правильно я вас понял?
— Это клевета, сэр! — ответил патер. — Вы можете навязать Нейштадту власть человека, сбежавшего из концентрационного лагеря, но не ждите, что я стану убеждать здешних жителей покориться этой власти и сочувствовать ей.