— Вы мне, стало быть, указываете, куда идти? — Дейн надел фуражку, но китель застегивать не стал. — Желаю вам, чтобы ваша машина прибыла вовремя. Благодарю за гостеприимство, я вздремнул на славу. Да смотрите, не попадайтесь им! — Он повернулся на каблуках и исчез.
У Петтингера вытянулось лицо. Значит, Дейн слышал, как он вызывал машину. Он разрешил себе вздохнуть, но тут же выпрямился. В нескольких кварталах от отеля «Скриб» раздалась беспорядочная стрельба. Усилием воли Петтингер выключил этот звук из своего сознания. Как бы ни закончились бои за Париж, это еще не последние, не решающие бои. По улице с грохотом пронеслись грузовики. Этот грохот он тоже выключил. Отступление из Парижа — чисто тактическое, а его интересуют более широкие вопросы. И хотя тихий, назойливый голос нашёптывал ему, что несколько таких отступлений, вместе взятых, уже сливаются в поток событий, который не в силах остановить ни он, ни кто бы то ни было, и что людям, подобным ему, скоро наступит конец, — он выключил и этот голос.
Зазвонил телефон. Снизу доложили о приходе князя Якова Березкина. Петтингер велел просить.
Убрав недопитую бутылку в стенной шкаф, он уселся в кресло возле столика красного дерева, открыл первую попавшуюся книгу и стал читать.
Князь Березкин вошел, неслышно ступая по ковру.
— Идиллия! — сказал он. — Этюд на тему «Человек и книга». Вы разве не знаете, что творится в городе? Или вам известно о каких-нибудь событиях, которые могут изменить всю картину?
Князь Березкин говорил по-французски безукоризненно. Но и сейчас, после двадцати лет, прожитых в Париже, французский оставался для него иностранным языком, на который он переводил со своего родного русского, так что речь его звучала связанно и несколько высокопарно. При желании он мог бы, вероятно, изъясняться свободно и легко, как любой парижанин; но князь Березкин полагал, что выработанная им манера говорить — в его стиле, так же как и темные с проседью волосы, щеткой торчащие на длинном угловатом черепе, прямой, широкий на конце нос, ровные, будто нарисованные брови.
Этот стиль сослужил ему хорошую службу — не дал ему затеряться среди множества эмигрантов из Российской империи; позволил сохранить руки чистыми, хоть порой он ловил рыбу в очень мутной воде; помог войти в самое лучшее общество и, в результате хитроумных махинаций, занять пост председателя правления заводов Делакруа и К°.
— Вы располагаете какими-нибудь секретными сведениями?
Петтингер покачал головой.
— Просто я сегодня в хорошем настроении. — Он захлопнул книгу, поднялся с кресла и достал из шкафа бутылку.
— Вы сократили свои запасы? — спросил Березкин.
Петтингер отпил глоток и предложил бутылку князю.
— Сколько раз я говорил прислуге, чтобы оставляли рюмки здесь, так нет же, всегда уносят.
Князь Березкин выпил и вытер губы.
— Теперь, по-видимому, уже мало смысла заявлять претензии.
— Пока я здесь, я имею право требовать, чтобы меня прилично обслуживали, разве не так?
— Безусловно. — Березкину было не до таких пустяков. — Как долго вы еще думаете здесь пробыть?
Петтингер не ответил.
Березкин сказал:
— За долгое время нашего знакомства вы могли убедиться, что я умею хранить тайны. А впрочем, мне не так уж нужно это знать.
— Я думаю, что меня скоро эвакуируют, — Петтингер кивнул на стенной шкаф, — поэтому и не держу здесь ничего.
— Так вот, мой друг, — сказал князь, — поскольку вы не знаете наверняка, сколько времени осталось в вашем распоряжении, вы разрешите мне приступить к делу, которое привело меня сюда?
— Пожалуйста.
Петтингера очень интересовало, что последует дальше. Он работал с князем с тех самых пор, как обосновался в Париже. Познакомил их Дейн, — интересы компаний Делакруа и Ринтелен в сталелитейной и горнодобывающей промышленности тесно переплетались между собой. Знакомство, начавшееся с того, что Петтингер не дал хода неким слухам, которые, по мнению Березкина, могли повредить Делакруа и К° со временем вылилось в прочное и многогранное содружество. Однако последние несколько месяцев Петтингер почти не встречался с князем и заключил, что тот исподволь готовится к передаче себя и своей фирмы новому хозяину. Поэтому Петтингер не вмешался, когда управление технического снабжения армии стало увозить в Германию ценные машины с расположенных во Франции заводов Делакруа.
— Где-нибудь к востоку от Парижа и к западу от Рейна, — медленно начал Березкин, — вашему командованию удастся создать новый фронт. Всякое наступление по мере удаления от своих баз неизбежно теряет силу и наконец выдыхается; всякая оборона по мере приближения к своим базам неизбежно набирается сил. Правильно?
— Правильно.
Петтингера порадовало, что оценка положения, данная князем Березкиным, трезвым наблюдателем и военным человеком — он служил в царской армии, а потом у Керенского и у Колчака, — целиком совпадает с его собственной.
— Для меня это означает, — продолжал Березкин, — что одна часть предприятий Делакруа окажется в руках новых властей, в то время как другой по-прежнему будете распоряжаться вы, немцы.
Петтингер начал понимать, куда гнет Березкин.
— В настоящее время, — сказал князь, — мне важнее остаться в Париже и войти в контакт с американцами, которые, вероятно, и будут в основном решать судьбу нашей промышленности. У американцев есть правило: «Равняйся по тем, у кого больше денег». Вы меня понимаете?
— Вполне.
— В вашем лагере, мой милый Петтингер, найдутся ограниченные и завистливые люди, которые будут утверждать, что я — предатель, поскольку я решил остаться в Париже и вести дела с новой властью. Но я, разумеется, не предатель.
— Почему? — в упор спросил Петтингер.
— Потому что я не присягал на верность ни той ни другой стороне. Чтобы стать предателем, нужно, чтобы было что предавать. Разве не так?
Его доводы были неопровержимо логичны, и Петтингер промолчал. Березкин вернулся к основной теме.
— Эти завистливые и неумные люди, возможно, попытаются наложить руку на собственность Делакруа в занятых немцами районах, под тем предлогом, что я перешел на сторону так называемого врага.
— И с этими завистливыми и неумными людьми трудно бороться? — спросил Петтингер.
— Совершенно верно, — подтвердил Березкин. — Поэтому я и пришел к вам. Я знаю вас, знаю, какие у вас связи и как с вами считаются. В вашей власти не допустить такого вмешательства, и я пришел просить вас об этом.
Петтингер внимательно изучал этикетку на бутылке с вином. Следующий вопрос надлежало задать ему. Он мог бы пуститься в уклончивые рассуждения о том, что у него очень мало времени, что такие дела — не по его части; но это утомительная игра. И он решил, в ответ на откровенность князя, тоже действовать в открытую.