Настало утро. Завтрак. Построение батальона, где командиры еще раз должны убедиться в готовности своих подчиненных к боевым действиям. Связисты проверили связь. Вроде бы все готово к вылету. Для выполнения задачи привлекалось триста человек. Солдаты себя так и называли, нас всего было «триста спартанцев». Командовал батальоном майор Кустрье. Офицер большой отваги и мужества. Батальону был придан взвод полковой разведроты и отделение саперов. Последнее напутственное слово командира полка, и личный состав начинает посадку на автомобили для убытия на аэродром. На аэродроме около вертолетов их уже дожидались Петряков и Шеметило. Им тоже хочется перед отлетом что-то хорошее сказать личному составу. В это утро мы, офицеры, находясь около палаток штаба дивизии, видели, как более двух десятков вертолетов поднялись в воздух и взяли курс на восток. После завтрака я с дивизионными разведчиками убыл к горе Ходжа-Раваш на занятие, отрабатывали вопросы тактики действий в горах в комплексе с огневой подготовкой. Гора Ходжа-Раваш стала для разведчиков своеобразным полигоном, где они ежедневно оттачивали вопросы огневого соприкосновения в горах. Комар со временем занятия усложнял, и это шло только на пользу разведчикам. К обеду вернулся к себе в штаб и заглянул в палатку оперативного дежурного, чтобы поинтересоваться, как ведут себя в горах наши «триста спартанцев». В палатке за столом оперативного дежурного находился комдив. Он явно был не в настроении. Вдруг раздался телефонный звонок, и Рябченко вздрогнул, как будто боялся этого звонка. Проскуряков, оперативный дежурный, поднял трубку и тут же ее передал командиру дивизии. Лицо помрачнело. Тихонько спросил у оперативного: «Что-то случилось?» — «В горах идут боевые действия. Бой непредвиденный, тяжелый, исход не в нашу пользу. На этот час имеются погибшие и раненые», — ответил оперативный дежурный. «А где танки с пехотой?» — «На дороге, по которой они двигаются, много завалов, это затрудняет движение. Наши там дерутся с мятежниками один на один, а пехота пока помочь не может». В этот момент Рябченко положил трубку, молча посмотрел на меня. «Хреново дела складываются в районе боевых действий, разведчик», — сказал он.
На этот час уже больше десяти погибших. Комдив встал из-за стола и, выходя из палатки, на ходу бросил мне: «Скрынников, ты тоже оставайся здесь, вместе отслеживайте обстановку в горах». После ухода комдива в палатку зашел Соколов, замначальника оперативного отдела, и с ходу спросил: «Валера, где карта? Командир приказал боевые действия батальона нанести на карту. Давай сюда журнал боевых действий». Вместе стали домысливать, как могли складываться боевые действия после высадки из вертолетов.
Первое, в военном городке полка мятежники надежно не были подавлены ударами боевой авиации. Они разбежались по горам, а часть из них оказалась в непосредственной близости от площадки десантирования. Надо было одним ударом разнести городок в пух и прах. Бомбить с определенными интервалами всей боевой авиацией, которая имелась в распоряжении командующего армии. Непрерывное бомбометание не позволило бы афганцам убежать из городка.
Второе, в группировке десантников не были предусмотрены авианаводчики для вызова и управления боевыми вертолетами, и не только вертолетами. Авиаторы своевременно не подсказали, что надо иметь при себе авианаводчиков, а для командования дивизии это было новшеством. Вот и получилось, что важный вопрос начальство не решило, а расхлебывать пришлось вместе с кровью личному составу батальона.
Третье, не были доведены до десантников и мотострелков уточненные данные разведки, в том числе и данные инженерной разведки о состоянии дороги. Завалы на протяжении всего маршрута создавались не накануне операции, а намного раньше. В составе колонны мотострелков не было машин разграждения.
Четвертое, и не менее важное обстоятельство, — десантники Витебской дивизии не были обучены ведению боевых действий в горах.
В это время раздался звонок телефона закрытой связи, Проскуряков ответил и, взяв журнал, стал что-то записывать. Мы через плечо стали читать. Содержание нас не радовало, добавились потери, а пехота в район боевых действий еще не подошла. Запись переложили на карту. Мы увидели, что выполнение боевой задачи подходит к концу, но мы еще не знали, какой ценой это все давалось. Время близилось к вечеру, стало темнеть, мы подумали: а как там наши? Неожиданно зазвонил телефон. Оперативный сделал запись в журнале. Когда Рябченко прочитал содержание радиограммы, стал мрачнее тучи. Петряков доложил, что к исходу дня батальон задачу выполнил и сосредоточился около населенного пункта Шигал. К этому времени подошли мотострелки. Да, долго шла пехота на помощь десантникам. В течение всего светлого времени десантники самостоятельно без всякой поддержки выполняли задачу по уничтожению противника. Задачу батальон выполнил, но с большими потерями: тридцать три человека убиты, сержант Табаков без вести пропавший. Комдив несколько минут молчал, как бы собираясь с мыслями, потом дрожащим голосом попросил нас пока не разглашать эти цифры в штабе. И добавил: «Доложу командующему сам», — и, расстроенный, вышел из палатки. К утру в штабе был полный список погибших. Среди фамилий погибших я увидел фамилию своего разведчика, старшего сержанта Мироненко, заместителя командира разведвзвода полковой роты. Позвонил в полк Качанову и рассказал о случившемся. Утром на служебном совещании по инициативе комдива почтили память погибших десантников вставанием и минутным молчанием. Весь день непрерывно звонили телефоны закрытой связи. Со штаба ВДВ и армии многие пытались узнать подробности проведения операции и выяснить, почему такие большие потери. Командованию ВДВ и армии были отправлены телеграммы, в которых были указаны все подробности операции. Для дивизии это была большая трагедия. Дня через три из провинции Кунар батальон вернулся в расположение. Меня интересовали подробности операции и при каких обстоятельствах погиб разведчик Мироненко. Однако комдив нас, начальников служб, предупредил, чтобы сразу не лезли в душу к солдату со своими расспросами, а дали им некоторое время прийти в себя. Прошло еще несколько дней, позвонил Качанову и спросил у него, как состояние разведвзвода. «Нормальное, я уже с ними беседовал про действия в горах», — ответил Качанов. «Как погиб Мироненко?» — «Погиб как герой», — добавил Анатолий. «Меня тоже интересуют подробности», — продолжал я. «Подробный отчет о действиях разведгруппы, все схемы сегодня привезу в штаб дивизии». — «Хорошо, я тебя жду». После обеда я внимательно слушал рассказ Качанова. Как я уже и предполагал, мятежники не были подавлены в городках. С началом бомбежки они стали разбегаться, а часть из них оказалась в непосредственной близости от района высадки батальона. Вот эти разрозненные группы мятежников и стали сопротивляться десантникам у площадки высадки, а некоторые наиболее организованные сами нападали с тыла на десантников. Разведгруппа полка после уточнения задачи на местности начала движение в направлении населенного пункта Шигал. Мироненко был родом из Душанбе, ему приходилось бывать в горах. Группа незаметно для себя стала терять высоту, то есть уходить вниз по водоразделу. Так было идти проще и легче, но это было тактически неграмотно. Командиры вспомнили, хотя и с опозданием, что в горах побеждает тот, кто находится выше. Изначально неправильные действия батальона подтвердил и Петряков. Он видел, как батальон стремительно стал спускаться вниз по тропам, отдавая инициативу мятежникам. Много труда и нервов ему стоило, чтобы подправить тактику действия батальона. Первым это понял командир разведвзвода батальона лейтенант Богатиков. Его взвод выполнил боевую задачу практически без потерь, с одним раненым. При движении группы Мироненко, как и подобает заму, находился в замыкании. Через некоторое время разведгруппа неожиданно для дозорных столкнулась с большой группой мятежников. Пришлось принять бой, хотя противник был в более выгодном положении. Началась ожесточенная стрельба с обеих сторон. С соседней горы еще одна группа душманов стала заходить разведчикам в тыл. Ситуация стала осложняться. Парни поняли: мятежники хотят их окружить и уничтожить. Было принято решение оставить прикрытие и группе отойти к батальону, который выдвигался в их направлении. Мироненко сам вызвался прикрыть отход группы. Группа усилила огневое воздействие на противни-, ка и стала организованно отходить навстречу седьмой роте. Мироненко окинул местность и облегченно вздохнул: группа успела выйти из кольца окружения, он стал расстреливать мятежников, которые пытались его окружить. Он настолько увлекся боем, что забыл о том, что нужно отходить, и через несколько минут оказался в окружении. Сержант понял, в какую ситуацию попал, но не дрогнул. Только быстро сменил позицию и продолжал стрелять по душманам. В секунды затишья услышал за соседней горой интенсивную стрельбу. Идет подмога, подумал он, и короткими очередями, экономя боеприпасы, продолжал вести огонь по врагу. Боеприпасы закончились. Машинально пошарил в рюкзаке, нашел еще с десяток патронов россыпью. Быстро снарядил магазин. Душманы воспользовались паузой и сомкнули кольцо. Стрельба уже стала слышна и справа, и слева, и впереди. «Неужели так много здесь душманов, возможно, они все ушли из военного городка в горы», — подумал Александр. И даже забыл в этот момент подумать про подмогу. Только сейчас он стал более тщательно прицеливаться и вести огонь одиночными выстрелами. Он увидел, что один из душманов с колена прицеливается в него. Сержант выстрелил первым. Душман как-то неестественно взмахнул руками, обмяк и упал на камни, а вот еще один совсем рядом кому-то машет руками. Получи и ты, гад. Душман упал, дернулся несколько раз и застыл. «Ну ты и наглец, стоишь в полный рост, сейчас я тебя укорочу», — ругнулся Мироненко. Душман упал на обратный скат валуна, и в этот момент Александр почувствовал острый удар в бедро. Ранен, мелькнуло в голове, и он заскрежетал зубами от боли. Душманы, боясь попасть под прицельный огонь шурави, в нерешительности остановились на своих местах и даже перестали стрелять, возможно, обдумывая дальнейший план действий. Александр этой передышкой воспользовался, достал индивидуальный перевязочный пакет и, морщась от боли, поверх комбеза сделал себе перевязку. Со стороны седьмой роты стрельба становилась все ближе. Это несколько обрадовало сержанта, и он снова взял в руки автомат, выбрал цель, нажал на спусковой крючок, а выстрела не последовало. Ну вот и патронов нет, и помощь задерживается. На несколько мгновений он растерялся. «У меня же гранаты есть». Пригнулся к земле, стал выбирать цель, где больше душманов. Вон за тем камнем увидел человек трех, резко вскочил на колено и что есть силы метнул гранату за камень. Боль от бедра резко ударила по всему телу. Прижавшись к земле, несколько мгновений лежал неподвижно, пока немного утихнет боль. За камнем услышал глухой взрыв гранаты и крики раненых мятежников. Выдернул чеку из второй гранаты и стал выбирать следующую цель. Метнул гранату, и снова крики. Еще бросок гранатой, и результат снова достигает цели. Кругом слышны проклятия. Ну вот, осталась последняя «эфка», Саша посмотрел в сторону, откуда должны подойти свои. В какой-то момент на вершине ему показалось, что он увидел своих, они быстро приближаются. В этот момент оставшиеся в живых душманы с криком «аллах акбар» навалились на Александра, и в тот же миг раздался взрыв гранаты. Около шести окровавленных трупов мятежников остались рядом с телом разведчика. С вершины ближайшей горы действительно скатилась волна десантников, которые, на бегу строча из автоматов, уничтожили удирающих душманов, но Александр всего этого не видел и не слышал. Подбежавшие товарищи звали, тормошили, но он оставался неподвижным. Тем нё менее батальон, неся потери, успешно выполнял боевую задачу дня. В этом же бою сапер, старший сержант Чепик, повторил подвиг разведчика Мироненко. Оставшись один на один с толпой мятежников, сапер миной направленного действия взорвал себя и более десятка мятежников. Через несколько месяцев им обоим будет присвоено высокое звание Героя Советского Союза, посмертно.