– Он сделает мертвую петлю?
– Не советую. Один самолет я уже угробил таким образом. Он врезался в стропило. Они очень хрупкие, знаете ли. Их изготавливает для меня один мастер в Крейцберге. Еврей. Конечно, мне приходится присматривать за ним. Мы никогда не избавимся от евреев, они чертовски способные ребята.
Эрнст сосредоточился, стараясь усовершенствоваться в умении управлять «альбатросом». Не хватало еще сломать любимую игрушку Толстяка. Толстяк заново загрузил снарядами свой «фоккер» и теперь кружил на бреющем полете над поездами, готовясь к следующей атаке.
С полчаса Эрнст с Толстяком увлеченно бомбили макет железной дороги. Потом Толстяк небрежно спросил:
– Зачем вы хотели меня видеть?
Ненадолго все отступило: смертельная усталость, тупое безразличие, чувство нереальности существования. А теперь все вернулось.
– Я хочу уйти в отставку.
– И слышать об этом не желаю.
– Шеф…
– Просто Герман.
У Эрнста еще ни разу язык не повернулся назвать Толстяка по имени.
– Состояние моего здоровья…
– Так ложитесь в госпиталь. Ей-богу, вы выглядите как больной кролик.
– Дело не только в моем здоровье.
– В чем еще? В данных по объемам производства?
Эрнст посадил свой «альбатрос» на рельсовый путь. Толстяк не сводил с него холодного безжалостного взгляда.
– Я занимаюсь не своим делом, – сказал Эрнст.
– Разве вы забыли, что именно я выбрал вас для этой работы? – Голос звучал резко. – Я выбрал вас не потому, что считал вас особо подходящим для нее человеком, – сказал Толстяк, – хотя и не ожидал, что вы наломаете таких дров, каких, по всей видимости, наломали. Последний отчет, полученный от Мильха, просто читать невозможно. Мне пришлось отложить его в сторону на второй или третьей странице, пока мое здоровье не пострадало. С чего вдруг вам взбрело в голову увеличить количество алюминия, идущего на самолет, который и так весит вчетверо больше полностью оснащенного истребителя?
Эрнст не знал. Он смутно помнил, что подписывал какой-то документ. В министерстве и на предприятиях-поставщиках воровство приняло такие масштабы, что он понял бессмысленность всяких попыток бороться с ним, как только начал догадываться об истинном положении вещей.
– Вы можете проверить мои собственные отчеты в любое время, когда вам будет угодно, – безжизненным голосом сказал он, а потом вдруг перед мысленным взором у него возникли Золотой и Серебряный залы и награбленное добро, свезенное сюда чуть ли не со всей Европы.
– Вы глупец, – заметил Толстяк.
– Не отрицаю.
– М-м-м… Знаете, вы мне нравитесь, Эрнст. Всегда нравились. Обычный человек с обычными человеческими слабостями – как я. Очень жаль, что вы повели себя так глупо.
– Позвольте спросить, почему вы назначили меня на эту должность?
– Чтобы нейтрализовать Мильха. Я думал, это все понимают. С одной стороны вы, с другой – Йешоннек… Возможно, именно я поступил глупо. В последнее время Йешоннек тоже имеет бледный вид. – Он рассмеялся. – Мильх сильнее вас обоих вместе взятых.
– Вероятно, вы правы.
– Бога ради, Эрнст, возражайте мне. Я терпеть не могу подхалимов.
Толстяк верил (причем совершенно искренне, подумал Эрнст), что ему нравится, когда подчиненные спорят с ним. Однако несколько человек, осмелившихся с ним спорить, были переведены в глухие или опасные места.
– Я не подхалимничаю, – сказал Эрнст. – Я болен. Я страдаю тяжелейшей депрессией и неспособен выполнять свои обязанности. Я хочу уйти в отставку.
– Так вот, в отставку вы не уйдете. Это невозможно. Совершенно исключено. Что же касается вашей болезни, то я вам сочувствую и советую взять отпуск и подлечиться.
Эрнст представил себе, как развернется рационализатор Мильх в его отсутствие, – перестраивая все и вся, проливая свет на темные истории, безжалостно отсекая лишнее.
– В мое отсутствие департаментом будет управлять Мильх?
– Разумеется.
– Тогда я не могу уйти в отпуск.
– Это нелепо. В случае вашей отставки он навсегда займет вашу должность.
– Через несколько месяцев мне там будет нечего делать.
– Это ваши проблемы. Если вы не в состоянии сохранить авторитет в собственном департаменте, не ищите сочувствия у меня. В мире дикой природы… – он коротко оскалился, блеснув зубами, – такого не произошло бы. Слабеющего вожака вызывает на бой и убивает более молодой и крепкий соперник. Но я не могу допустить, чтобы события развивались по законам природы. И не могу удовлетворить вашу просьбу. Если я позволю вам уйти в отставку, Адольф пожелает узнать почему и вся страна пожелает узнать почему. Когда начнут всплывать факты, возникнут сомнения в жизнеспособности военно-воздушных сил, в методах управления министерством, возможно даже – в моей компетентности. О нет. Возьмите отпуск, Эрнст. Сколь угодно длинный. Под Висбаденом есть хороший санаторий; закажите себе место там и не беспокойтесь о расходах. Договорились?
Эрнст молчал. Но Толстяк прочитал все, что хотел знать, на посеревшем лице Эрнста и через несколько мгновений вновь развернул свою тушу к крохотным поездам, которые неутомимо бегали по рельсовым путям, проложенным согласно его замыслу.
Если вы смотрите на стоящий на посадочной полосе «комет» спереди, вы видите планер. Вы принимаете «комет» за планер, поскольку у него нет колесного шасси. Он отбросил шасси сразу после взлета. Следовательно, сейчас вы смотрите на «комет», который только что приземлился. Ни в один другой момент вы не увидите такой картины. Как правило, вы вообще не замечаете этот крохотный самолетик, поскольку он стоит на буксировочной платформе. (Выруливать на взлет «комет» не умеет, он может только отрываться от земли и летать.) А когда «комет» стоит на полосе, заправленный и готовый к взлету, вас и близко к нему не подпустят.
В этом ракурсе он имеет форму идеального креста: две короткие вертикали шасси и киля и две длинные горизонтали крыльев. Вы не увидите за крыльями второй, короткой, горизонтальной линии, которую увидите на любом другом самолете: линии стабилизатора. У «комета» нет стабилизатора. Крылья у него очень широкие, они отведены назад и сужаются так резко, что в плане представляют собой почти треугольники.
Поскольку у «комета» нет стабилизатора, у него нет руля высоты: он совмещен с элеронами. Комбинированные плоскости управления называются элевонами. Звучит мудрено, но ничего мудреного здесь нет. Управлять «кометом», в обычном смысле слова, несложно. И он любит летать. Отпущенный на волю, он взмывает в небо, как…
Как дьявол, всегда думалось мне. Вихрем взмывающий ввысь из преисподней.
Следует упомянуть еще о двух вещах. Во-первых, на носу «комета» находится крохотный пропеллер, каким впору только яйца взбивать. Он не имеет никакого отношения к силе тяги в полете, но приводит в движение турбину перед самым взлетом.