Я был чрезвычайно встревожен. Кроме опреснителя, меня очень волновали батареи. Из-за необычайно высокой температуры испарение оловянных и цинковых пластин постоянно увеличивалось. Старший помощник ежедневно проверял содержание кислорода в батареях. Каждый день он заливал туда все больше жидкости — смеси серной кислоты и дистиллированной воды — из огромной, прекрасно защищенной колбы, но он не мог предотвратить испарения из индивидуальных аккумуляторных камер, которое продолжалось медленно, но верно.
Что случится, если «U-69» не сможет маневрировать под водой из-за отсутствия батарей?
В дополнение ко всему я очень беспокоился насчет топлива. Уже довольно долго «Смеющаяся корова» шла на самой экономичной скорости, используя всего лишь один дизель.
Перспективы немного улучшились, когда 19 июня пришло сообщение из BDU, в котором говорилось, что «U-69» должна проследовать для приема топлива к пункту «Красный» вместе с другими субмаринами «U-103», «U-107» и «U-А». Там мы должны были встретиться со снабженческим судном «Лотарингия». Мы тут же увеличили скорость, чтобы прибыть на место вовремя.
Вечером предписанного дня «Смеющаяся корова» приближалась в месту встречи. Другие лодки уже были там, и вскоре произошел обмен световыми сигналами. После первых приветствий капитан-лейтенант Хесслер, командир «U-107», поинтересовался:
— Вы слушали в последнее время иностранные радиостанции? Там много говорят о «Робине Муре».
«Робин Мур»? Да. Это первое судно, которое мы потопили в это плавание. В волнениях последовавших затем событий мы почти о нем позабыли. Теперь моряки со «Смеющейся коровы» узнали, что «Робин Мур» вызвал большой переполох на иностранных радиостанциях. Американские газеты опубликовали более или менее точные рассказы уцелевших. Оскорбительная кличка «Пират номер один» была еще самым вежливым прозвищем, которым иностранные корреспонденты и дикторы наградили командира немецкой подводной лодки с эмблемой «Смеющаяся корова». Я был изрядно позабавлен, но в то же время испытал некоторое облегчение. У меня на борту было доказательство правильности и законности нашего поведения в виде коносамента с «Робина Мура». То, что американское радио было обязано поднять большой шум вокруг этого потопления, вполне понятно. Но моряки на немецких подлодках в Южной Атлантике не могли и предполагать, что вскоре после публикации этой новости 14 июня американцы заморозят все немецкие фонды, а затем закроют немецкое консульство.
Как только лодки подошли ближе, милая беседа прервалась. Субмарине Хесслера, которая также направлялась домой, срочно требовалось специальное масло, неиспользованный запас которого еще был на «U-69». И у всех было очень мало еды. Команды всех подлодок были под большим впечатлением от нашего рассказа о дельфинах. Я спустил корабельную шлюпку и доставил в кают-компанию «соседей» тарелку тефтелей из дельфина. Офицеры жадно набросились на еду. Я призвал всю команду в качестве свидетелей, что эти деликатесы на самом деле приготовлены из дельфина. В самом разгаре веселого застолья сообщение, полученное из BDU, напрочь испортило настроение всем его участникам. Снабженческое судно «Лотарингия», бывший голландский 10 746-тонный танкер «Катендрехт», подверглось внезапному нападению и было потоплено британским крейсером «Данедин» 15 июня на юго-востоке от Бермудских островов. Несколько немецких снабженческих кораблей пали жертвой британской разведки во время операции «Бисмарк». Подводные лодки больше не могли рассчитывать на получение припасов от своих судов.
«U-А» была экипирована лучше всех, и поэтому экипаж именно этой лодки получил приказ атаковать быстроходный конвой, направлявшийся на юг. Остальным командам было приказано возвращаться. Пока «U-А» на полной скорости направлялась к конвою, остальные всеми силами старались улучшить свое положение. Пока наши товарищи спешили на полной скорости на встречу с противником, «U-69», в целях экономии топлива, медленно следовала за ними на одном дизеле. Естественно, никто не мог поделиться с нами топливом.
К счастью, опреснитель вскоре починили. Тем не менее новость о том, что команда «U-А» упустила конвой, за время погони почти израсходовала все топливо и теперь также направлялась домой, хорошее настроение не вернула.
В дополнение к этому нас сильно встревожила новость о начавшейся войне с Россией. Первые донесения о небывалом успехе наших армий в новой войне не рассеяли тревоги. У нашей страны появился еще один враг. Наши друзья из 69-го артиллерийского полка, должно быть, сейчас воюют на востоке. Положение нашей подводной лодки, в цистернах которой почти не осталось топлива, ни в коем случае нельзя было назвать благоприятным, но мы снова нашли выход. Сохраняя северный курс, мы вскоре должны были добраться до группы островов, принадлежащих нейтральным странам. Так как у нас уже был довольно приличный опыт в тайном проникновении и уходе из иностранных гаваней, я решил пополнить запасы топлива на немецком судне, которое было интернировано в хорошо известном порту. Я знал, что мои соотечественники меня не подведут, но до нужного места еще нужно было добраться, преодолев много миль. И все это время держать ухо востро, чтобы не пропустить вражеские корабли и самолеты. О всех перемещениях противника, а главное, о конвоях, нужно было немедленно докладывать в BDU.
А в это время в штабе «Большого Льва» в Керневале назревала гроза, которая вот-вот должна была обрушиться на «U-69».
Внезапное требование из BDU — «Немедленно доложите, почему был потоплен „Робин Мур“» — ударило неожиданно, как вспышка молнии.
Почему адмирал Дениц оказался столь непонятливым в том, что касалось «Робина Мура»? Он слал «ракету» за «ракетой», бомбардируя меня вопросами, касающимися деталей и причин потопления.
Я не мог понять причин этого внезапного расследования, проводимого «господами, заседавшими за столом, покрытым зеленым сукном». В своем первом докладе я дал ясно понять, что «потопление произошло в соответствии с призовым законодательством». Разве у них не было ничего более важного, чем этот чертов «Робин Мур»? Лично у нас и без него забот хватало. И только после многократного обмена многословными посланиями стало ясно, почему обитатели Керневаля находятся в столь скверном настроении. За потоплением корабля последовали дипломатические сложности.
Мой первый доклад был в Керневале неправильно понят. Штабные офицеры сложили вместе тоннажи двух потопленных судов «Тьюксберри» и «Эксмур». К несчастью, оба этих корабля оказались в судовом регистре. Офицеры проверили национальность «Тьюксберри», но, очевидно, они не позаботились сделать то же самое в отношении «Эксмура». Им даже в голову не пришло, что я нарушу прямой приказ соблюдать определенное поведение по отношению к американцам. В подобных обстоятельствах они, естественно, хотели абсолютно уверенно стоять на ногах, и моя фраза «призовое законодательство» была не совсем понятна. Я не побеспокоился о том, чтобы упомянуть об изменении названия корабля.
Была еще одна сложность. Скорее всего, из-за ошибки в определении их местоположения спасательные шлюпки после того, как мы недолго буксировали их по направлению к африканскому берегу, были подхвачены противоположным течением и выброшены в Атлантику. Примерно двадцать четыре часа они держались вместе, но потом шлюпки разбросало в разные стороны. Их обнаружили лишь спустя две недели на южноамериканском берегу. Это первое, что я о них узнал. Несмотря на то что весь экипаж и пассажиры спаслись и что команда «U-69» сделала все возможное, чтобы помочь людям, разнообразные иностранные информационные агентства с готовностью ухватились за это дело. По радио передавались длинные репортажи, то соответствующие действительности, то откровенно сфабрикованные. По всем Соединенным Штатам прокатилась волна протеста. Враждебность по отношению к Германии быстро росла, народ требовал принять какие-то меры против немцев. Американцы получили повод, который искали. Теперь следовало ожидать дальнейших дипломатических осложнений. Дальнейший обмен дипломатическими нотами продолжался до сентября того же года.