— А девушки? Манечка и Вера? — вмешался Кубиш.
— Вера арестована, — жестко сказал Индра, — а Манечке повезло — она уехала куда-то на сенокос, и ее немцы не тронули. То ли просто не стали искать, то ли решили, что она к этому не причастна, являясь просто наемной работницей.
— Черт! — сказал Габчик. — И как только они их выследили!
— Я вам сказал — немцы умеют работать. Нельзя их недооценивать, — напомнил Индра. — Поэтому я и хочу, чтобы большинство из тех, кто с вами входил в контакт, куда-нибудь выехали.
— Может быть, им лучше оставаться на месте, — высказал свое предположение Кубиш. — Такой срочный отъезд только усилит подозрения немцев.
— Такой срочный отъезд даст им хоть какой-то шанс, в крайнем случае, перейти на нелегальное положение, — жестко ответил Индра. — Я уже сказал, что ваша акция поставит под вопрос существование всего подполья. А нам бы хотелось сохранить хоть какую-то его часть. Если даже в результате такой перестраховки мы спасем двух-трех человек, то и в этом случае она уже будет оправдана.
— Не сердитесь на нас, — виновато сказал Габчик. — Мы всего лишь выполняем приказ.
— Я на вас не сержусь, — грустно покачал головой Индра, — Мне просто будет очень обидно, если такие парни, как вы, погибнут, не принеся нашей борьбе почти никакой пользы.
Индра резко встал и распрощался.
После его ухода ребята долго не могли успокоиться. Они то начинали обсуждать предстоящую акцию, то сожалеть о тех, кто пострадал после налета на «Шкоду».
В этот вечер в Пражской опере давали «Лоэнгрина». В зале собрался весь цвет Протектората: ожидалось, что на спектакле будет присутствовать протектор с супругой.
Автомобиль Гейдриха подъехал к зданию Оперы минут за пятнадцать до начала спектакля. Гейдрих часто посещал оперу и каждый раз приезжал заранее: еще не было случая, чтобы из-за него задержали начало представления. Гейдрих молодцевато выскочил из машины и галантно подал руку жене Лине.
Хотя его явно никто не встречал, большинство из высокопоставленных чинов Протектората находилось в фойе. Одним из первых, кого встретил Гейдрих в фойе, был группенфюрер Карл Франк.
— Вы тоже, Карл, решили немного отвлечься, — улыбнулся обергруппенфюрер.
— Когда-то же надо немного и отдохнуть, — в тон ему ответил Франк.
Они остановились около одной из колонн, и к ним подошла жена Франка.
— Ходят упорные слухи, что вы нас оставляете, — затронул волнующую его тему Франк.
— Меньше обращайте внимания на слухи, Карл, — заметил Гейдрих, — это очень способствует укреплению нервной системы. Я еще ничего не знаю, хотя, надо признать, что наш фюрер непредсказуем. Вполне возможно, что он подготовил мне новую Авгиеву конюшню.
— И кто в таком случае заменит вас? — задал больной вопрос Франк.
— Если мне придется оставить этот пост, — нахмурившись, сказал Гейдрих, — я буду настоятельно рекомендовать фюреру назначить на него вас. По крайней мере, раньше фюрер прислушивался к моим рекомендациям. Фюрер уже понял, что он может полностью и безоговорочно положиться только на СС. СС показывает образец верности и доблести даже под командованием такого параноика, как Айке. Наверное, слышали, как отличилась его дивизия в России. Эту же идею подтверждает правление фон Нейрата.
— Я буду вам очень благодарен, обергруппенфюрер, — просиял Франк.
— За что? — искренне удивился Гейдрих. — Я даю вам рекомендацию не на банковский кредит, а на пост, на котором придется изрядно потрудиться. Доверие очень капризная штука: его постоянно надо оправдывать. Пойдемте с нами, — пригласил Гейдрих супругов Франк к себе в ложу. — Скоро уже начнут. В любой опере увертюра играет очень важную роль: она создает настроение.
Хотя Гейдрих прекрасно знал, что пока он не появится в своей ложе, спектакль не начнут, он старался не пользоваться этой привилегией. В оперном театре он чувствовал себя, как в другом мире, законы которого никто не имеет права нарушать.
Во время спектакля он вдруг вспомнил родительский дом, отца и мать. Он усиленно старался припомнить, пела ли его мать в «Лоэнгрине» и видел ли он ее в этой опере. В детстве он любил смотреть спектакли с участием матери. На сцене она была такой загадочной, сказочной, романтичной и совсем не напоминала ту мягкую и заботливую женщину, которой становилась, возвращаясь домой.
Вернувшись в Паненске-Бржежаны, он сразу же направился в свой кабинет.
— Тебе же завтра лететь в Берлин, — напомнила ему Лина.
— После спектаклей я долго не могу уснуть, — признался Гейдрих, — так уж лучше я это время поработаю. Успею поспать и в самолете.
А в это время в небольшой квартирке в районе Дейвице двое молодых людей готовились к предстоящему решающему дню.
Бартош положил в собранную бомбу прорезиненный мешочек с мелкой картечью и завинтил корпус.
— Ну вот, — сказал он, — если у тебя не получится с автоматом, то это не подкачает. Главное, чтобы в него хоть что-то попало. Взрыватель поставил ударный — взорвется, как только соприкоснется с машиной.
— Ты смотри, трамвай завтра не взорви, — проворчал Габчик.
— Будь спокоен, — заверил его Кубиш, — я сниму ее с предохранителя в последний момент.
— Не нравится мне эта затея с отравленной картечью, — вздохнул Габчик.
— А по мне, так все что угодно, лишь бы был результат, — отмахнулся Кубиш.
— Мы требуем от немцев гуманности, а сами не стесняемся в средствах, — покачал головой Йозеф. — Так нельзя.
— Брось забивать себе этим голову, — заметил Кубиш, укладывая готовую бомбу в портфель. — Ты же знаешь, что они первыми начали нарушать все правила.
— Вот этого я не знаю, — запальчиво возразил Габчик. — Мне это говорят, но немцы уверяют в обратном. В этом случае прав может быть лишь тот, кто не нарушает никаких правил.
— Не надо вдаваться в философию, — наставительно заявил Кубиш, — У тебя есть приказ, и ты должен его выполнить. Остальное все лежит на совести нашего командования. Смотри на вещи проще.
— Вот именно так и оправдывают все преступления, — снова вздохнул Габчик. — Хотя ты прав, все это лишь пустые разговоры. Давай ложиться спать. После завтрашней акции нам, возможно, долго не придется спать в человеческих условиях.
Когда Кубиш вышел на кухню, там сидел Любош, сын хозяина квартиры, он машинально жевал бутерброд, не отрывая взгляда от раскрытого учебника. Сегодня ему предстояло сдавать экзамен по истории, и он очень волновался. В принципе, историю он знал неплохо и любил этот предмет, однако учитель у них был строгий, и Любошу очень не хотелось опозориться перед ним.