Дневка
Дело шло к утру, в небе появились голубые просветы, но ветер стихал, а мороз усиливался. День обещал быть ясным, и дальнейшее продвижение полка было бы рискованно, в такую погоду особенно активничала вражеская авиаразведка. Нужно было искать место для дневки.
Километров через семь-восемь обнаружились в редколесье множество стогов сена и несколько сараев, доверху набитых сеном. Кажется, лучшего места для дневки полка и желать не нужно. Здесь и остановились.
Почти весь личный состав разместился в сараях, материальную часть укрыли в стогах. В полку было много собачьих упряжек. Все продовольствие, материальную часть, боеприпасы тянули собаки, санитарная рота тоже шла на собаках. Некоторые упряжки были по четыре-пять пар — например, укрепленный на лыжах станковый пулемет тащили четыре собачки, а нагруженные финские фанерные лодочки тянули восемь-десять. Лодочки на месте дневки тоже замаскировали в сене; тут же, под стогами, свернувшись в калачик, с большим удовольствием спали собаки.
Все было размещено, укрыто и замаскировано до рассвета. С командиром полка и замполитом мы в последний раз обошли все сараи и стога, где разместились люди и материальная часть, еще раз все осмотрели и проверили. Кажется, все было в порядке. Народ весь уже позавтракал, собачки тоже накормлены, охрана повсюду выставлена, выставили и воздушное наблюдение. Теперь и нам можно было поесть и отдохнуть.
Штаб полка разместился в самом большом и высоком сарае, стоящем на опушке леса, он был почти доверху набит шуршащим душистым сеном, и весь наш замаскированный лагерь был виден из него очень хорошо. Кроме штаба, в сарае разместились также взвод разведки и почти вся рота автоматчиков, так что сарай был буквально битком набит. Но, как говорят: в тесноте да не в обиде — все устроились хорошо; можно сказать, даже с комфортом.
Выпив свои сто грамм и плотно позавтракав, я затолкал ноги поглубже в сено и, завернувшись в воротник полушубка и плащ-палатку, безмятежно уснул.
Проснулся я к вечеру, позже всех, когда люди уже пообедали, сидели курили и оживленно переговаривались, тихо посмеиваясь. Выглянув в слуховое окно крыши, я увидел, что солнце уже садится. Кажется, так сладко и так долго я не спал за всю войну — проспал целый день! Но каков он, этот зимний день?..
В лагере царило оживление. Собачки, выспавшись и хорошо отдохнув, к тому же и несколько продрогнув, кувыркались под стогами, терзая зубами друг друга; тут же сидели дрессировщики и строго следили за «правилами игры», не допуская нарушений. Собачки то и дело пытались выскочить на простор, но дрессировщики строго пресекали такие попытки.
Командира и начштаба в сарае уже не было. Полк готовился к продолжению похода.
Ночной бросок. Освобождение Оредежи
С последними лучами солнца мы снова двинулись в путь. Шли мы все время лесами, лес здесь казался нехоженым, нескончаемым и в некоторых местах был настолько густым, что станковые пулеметы и лодочки застревали между деревьями. В таких случаях наши собачки, напрягая все силы и отчаянно визжа, пытались все-таки стащить свою поклажу с мертвой точки, но, если груз несмотря на все их усилия не двигался с места, все собаки упряжки садились на задние лапы и, жалобно скуля, умоляюще смотрели на людей, словно говоря: «Ну, помогите же нам вырвать застрявший груз!» И любопытно было смотреть, с какой радостью и азартом они неслись потом, догоняя свой караван. Удивительные животные лайки — какие они старательные и труженики!
Шли всю ночь, почти не отдыхая, — мы спешили к назначенному времени и месту встречи с партизанами. Наступил рассвет, но никаких следов партизан все еще не обнаруживалось. Только к вечеру мы вышли на лагерь партизан, но там их не оказалось, все шалаши и землянки были пусты. Передневали в лагере и, поужинав, двинулись по следу. При выходе из леса на партизанской тропе вдруг обнаружили труп партизана и насторожились, но при обследовании оказалось, что он был пристрелен, очевидно, своими: возможно, это был разоблаченный предатель или изменник, а может быть, провокатор или шпион. Партизаны от этой сволочи тоже не были застрахованы.
След партизан терялся у большой поляны. Было еще светло, потому выйти из леса мы не решились, к тому же на противоположной стороне, в дальнем углу поляны, виднелось село, там мог размещаться вражеский гарнизон. Посоветовавшись, мы решили свернуть и идти на Оредеж самостоятельно, не гоняясь за партизанами.
На третьи сутки вышли к окрестностям Оредежи, сосредоточились на северо-западной опушке леса, примыкавшей близко к городку, и долго наблюдали за ним. Лежали мы в снегу, прямо в левый бок нам дул резкий северо-восточный ветер, в таких условиях долго лежать на одном месте невозможно, нас быстро заметало густой поземкой, приходилось часто менять место. К утру холод усилился, но нам это было только на руку — холод загонял немцев за печку.
Разведка доложила, что на восточной окраине городка стоит дальнобойная пушка, обращенная в сторону нашего фронта, возле нее замечена охрана. Выход шоссе на западе городка никем не охраняется. Патрули на улице появляются очень редко. Гарнизон в городке небольшой, размещается в трех домах на центральной улице.
Было решено: одна группа захватит пушку на восточной окраине городка, другая — оседлает шоссе, выходящее из города на запад, перекрыв немцам пути отступления, а основными силами ворваться в городок и захватить или уничтожить немецкий гарнизон.
Перед утром наш полк без шума ворвался в городок и к восходу солнца Оредеж полностью была в наших руках.
Днем к нам в Оредеж прибыли два партизанских полка. На следующее утро сюда же прибыл штаб нашего корпуса.
Увидев меня, начальник политотдела прежде всего спросил:
— Ну, как ваше здоровье?
Я с удивлением посмотрел на него.
— Вы думаете, я не видел, что вы больны? Я видел. Но у меня не было выбора, — как бы извиняясь передо мной, произнес полковник.
— Нет-нет, товарищ полковник, я не этому удивляюсь. Я удивляюсь, что уже забыл о болезни. Когда вы вызвали меня, я действительно был очень болен, но потом я ничем не лечился и совершенно не понимаю, когда и от чего выздоровел. Сейчас я чувствую себя совершенно здоровым и готов к выполнению любого задания.
Внимательно посмотрев на меня, полковник сказал:
— Наверное, постоянное напряжение и морозный воздух вылечили вас.
— Возможно, — согласился я.
Принимаем партизан в корпус
В Оредежи мы простояли недолго, мне в составе комиссии штаба корпуса было поручено принять всех партизан и включить их в состав действующих частей нашего корпуса. Так, первые на нашем пути партизанские полки закончили свою мужественную и славную эпопею.
Тяжела и опасна жизнь партизана оккупированной территории в глубоком тылу врага, где на каждом шагу их подстерегает опасность и нужно скрываться не только от оккупантов, но и от предателей, изменников и шпионов; где снабжение людей продуктами, одеждой и обувью, оружием и боеприпасами стоили партизанам большой крови; где постоянного или хотя бы длительного места расположения организовать было невозможно. Изо дня в день, днем и ночью, круглый год партизаны должны находиться в боевом движении, то преследуя врага, проводя диверсии в его гарнизонах, то уходить от преследования превосходящих сил, скрывая свои следы. Не всегда и не везде партизаны могли пользоваться даже землянкой и костром. Летом можно было хотя бы раз-два в месяц отоспаться в лесной глуши. А зимой? Можно ли себе представить людей, спящих на двадцати-тридцатиградусном морозе под открытым небом? И это днем и ночью в течение четырех-пяти зимних месяцев!