Война от звонка до звонка. Записки окопного офицера | Страница: 115

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Вообще, следует сказать, что в этих местах — от Пскова и до Финского залива — сплошной «музей». Здесь все сопряжено с древней и современной историей нашей Родины.

Проходя по берегу Чудского озера, я увидел на голом берегу небольшую, в форме круга, дубовую рощу, которую местные жители и до сих пор называют Петровой рощей. Однажды, как передает легенда, во время битвы со шведами за Нарву, царь Петр установил свой шатер на берегу Чудского озера и обсадил его молодыми дубками — с тех пор они и растут здесь, украшая собой бескрайние равнины Гдовских степей и зеркальную гладь озера.

В районном городке Гдове, стоящем в устье речушки, впадающей в Чудское озеро, сейчас дислоцировалась наша озерная флотилия, которой командовал некий отважный капитан третьего ранга. Эта хотя и маленькая, но боевая флотилия часто причиняла большие неприятности немецкой флотилии, располагавшейся в Муставе и других местах противоположного берега, еще находившегося в руках немцев; часто волны прибивали к нашему берегу трупы убитых, утонувших, а иногда и живых легко раненных немецких матросов и офицеров с разбитых вражеских кораблей. Благодаря этой боевой флотилии озеро Чудь было всегда чистым — мы никогда не видели на нем кораблей противника, мужественные экипажи боевых катеров Гдовской военной озерной флотилии держали их взаперти, а из тех, что осмеливались выплывать в открытое озеро, многие никогда уже не возвращались на свои базы.

Эта же маленькая флотилия была большой гарантией того, что мы надежно застрахованы от возможных вражеских десантов в наш тыл и во фланг со стороны озера.

КАПИТАН КОЛЕСНИКОВ

Вскоре по прибытии на кордон Петсурки у нас куда-то забрали майора Воробьева, а на его место прислали капитана Колесникова, работавшего до войны деканом кафедры марксизма-ленинизма в Харьковском институте.

Поначалу Колесников держался как-то особняком; в свободное от командировок время его гораздо больше увлекало одиночество, нежели общение с коллективом: взяв книгу, он молча уходил во двор или бродил по лесу, что-то насвистывая. Своей манерой беседовать, своим поведением, своими действиями и даже своим мышлением он в известной степени напоминал тургеневского нигилиста Базарова, с той только существенной разницей, что это был активный и неустанный борец, не признающий фатализма. Марксистский идеал — борьба у него всегда стояла на первом месте, и, может быть, поэтому он никогда не сидел без дела и не гнушался никакой работы, брался за любое посильное дело, в том числе и физически тяжелое, не брезгуя и самой грязной работой.

— Ведь кто-то должен выполнять и эту работу, поскольку она необходима обществу, и почему ее должны выполнять другие, а не я? — говорил Колесников. — Я ведь такой же член общества, как другие люди, и пользуюсь благами Этого общества наравне с другими, так почему же я должен заниматься только кафедрой, а физический труд, создающий все блага для человечества, оставлять на долю других? Говорят, это идеал далекого будущего — коммунизма, а мы, дескать, живем в переходный период, и нам не положено сглаживать различия между трудом умственным и физическим. Но так могут говорить лишь обыватели. Я же — коммунист. Если уже сейчас мы не будем готовить наше советское общество к тому, «чтобы каждый умел делать все», — как учил Ленин, то едва ли мы когда-нибудь увидим коммунизм.

Кроме того, Колесников был еще и крайне любознательным. То он часами наблюдал, как замаскировавшаяся лягушка подстреливала своим длинным языком неосторожных насекомых, то подолгу копался ранней весной на прошлогоднем огороде, отыскивая какие-то съедобные корни. Однажды он пришел с огорода весь в грязи и притащил какой-то большущий корень; отмыв свою находку и руки, он разыскал белую жестянку и стал мастерить из нее кухонную терку, а затем на этом сооружении принялся тереть корень, укладывая полученную массу в стеклянную банку. На второй день уже угощал нас отличнейшим хреном, приговаривая:

— Эх, нет у меня бурячного кваса или уксуса, а то бы такой приготовил вам хрен — глаза бы повыдрал!

Свои лекции, доклады или обыкновенные беседы Колесников читал живо и вдохновенно, до логического предела развивая ту или иную мысль. В спорах он был выдержан, но тверд и упорен. Доверять он никому и ни в чем не спешил, пока сам не разузнавал человека, но зато, убедившись в его хороших качествах, он становился его преданнейшим другом, готовым на все.

СПАСИБО СОЛДАТУ!

По прибытии на Нарву наш корпус вначале дрался на сравнительно небольшой полосе фронта, но потом, ближе к весне и особенно летом, наш участок расширился в несколько раз, поэтому приходилось часто принимать в корпус все новые части и соединения.

Как-то, уже в конце апреля, я был командирован в недавно принятую 11-ю стрелковую дивизию, находившуюся на самом правом фланге нашей обороны. Дивизия почти целиком располагалась на левом берегу и занимала довольно обширный плацдарм; на правом берегу находились только огневые позиции ее артиллерийского полка, тылы дивизии и медсанбат.

Переправа на левый берег через разбушевавшуюся в весеннем паводке реку осуществлялась маленьким паромчиком в виде плоскодонного баркаса, вмещавшего не более десяти-пятнадцати человек. Стальной трос был перетянут через реку в самом узком месте, но как раз здесь и было наиболее сильное течение.

Когда я пришел, у переправы уже собралось много ожидающих. Причал был на полуостровке, далеко вдающемся в середину реки, возле него под начавшими распускаться развесистыми ивами и тополями сидели группы солдат, сержантов, старшин. Здесь же, ожидая своей очереди на переправу, стояли штабеля ящиков и коробок, грудились мешки, все было укрыто брезентами и замаскировано травой и свежими ветками.

Баркас двигался очень медленно. Мутные воды паводка стремительно несли по течению вывернутые с корнем вековые деревья, кусты, пучки куги, камыша, старые плетни огородов — все это цеплялось за трос, увеличивая его напряжение, и часто задерживало движение баркаса.

Быстрое течение натягивало трос так сильно, будто сказочный богатырь тетиву своего лука, приготовившись выпустить стрелу по врагу.

Наконец наш паром подплыл к причалу, и я первым шагнул в лодку. Два крепких солдата в кожаных голицах командовали на баркасе, руководили погрузкой и разгрузкой, торопили, предупреждали: немцы пока не обнаружили переправу, нужно спешить, вовремя перевезти необходимое для дивизии. И люди действительно спешили. Погрузив несколько ящиков с боеприпасами и усадив человек восемь пассажиров, баркас тронулся в обратный путь.

Мы не доплыли и до середины реки, когда из-за поворота выплыла огромная коряга, по торчащим кверху корням было ясно, что под водой скрывается большое дерево, даже очень большое, так как несло его по реке сравнительно медленно, но приближалось оно неотвратимо и катастрофически, грозя сокрушить на своем пути все. Беспомощные, мы могли только наблюдать. Быстрое течение струной натянуло трос, огромное дерево, как таран, со страшной силой ударило в трос впереди баркаса, и он не выдержал — лопнул, как выстрелил, и через мгновенье змеей выскользнул из рук паромщиков.