— Сколки танка! Сколки артиллерия! Сколки самолети! Сколки машина! Ай-яй-яй! И где ви, товарища, все ета набрали?! Вам все Англия, Америк дали? — вдруг серьезно спросил он.
— Нет, папаша, мы все сами наделали, — гордо ответствовали мы.
Старик, кажется, принял наш ответ за шутку и, продолжая вопросительно смотреть, ожидал чего-то более серьезного.
— Да, да! Сами наделали! — повторили мы свой ответ.
Недоумевая, старик отвел глаза в сторону, будто желая там найти ответ на свое недоумение, и о чем-то задумался.
Видя его сомнения и неуверенность в нашем ответе, мы наперебой принялись рассказывать, как за последние десять-пятнадцать лет мы построили в своей стране много крупных заводов, в том числе танковых, авиационных и прочих военных, и целые отрасли промышленности — автомобильной, тракторной, химической, станкостроительной, машиностроительной; что мы полностью реконструировали старую промышленность и почти заново возродили черную и цветную металлургию, создав новые металлургические предприятия на Урале, в Сибири, Казахстане; что во время войны мы успели эвакуировать наиболее важные заводы в глубь страны, спасли их от захватчиков, и теперь эта промышленность работает на полную мощь, снабжая нас всем необходимым. Правда, немножко нам помогают и наши союзники, Англия и Америка.
Старик с величайшим вниманием слушал и переспрашивал нас, уточняя неясные ему места. Тем временем из подвала дома вышли три женщины, одна из них была женой нашего нового знакомого, матерью двух взрослых дочерей. Мы поприветствовали их воинские порядком. Представив их, старик что-то сказал им на своем языке и отправил женщин обратно, а сам с прежним энтузиазмом продолжал рассказывать, как русский танк пробил своим снарядом с угла на угол весь его дом, за которым укрывались немецкие солдаты, намеревавшиеся чем-то подбить этот танк. Мы догадались, что это были фашистские смертники с фаустпатронами и поспешили осмотреть место происшествия. Заглянули в заднюю часть двора и за угол дома, где укрывались немцы, готовившиеся пустить в ход свои фаустпатроны, но не успели; вовремя заметив фаустников, танкист ударил из орудия по деревянному домику и, прошив его насквозь, убил одного солдата, остальные в панике разбежались, бросив своих «фаустов». Тело убитого гитлеровца, еще теплое, валялось тут же, здесь же лежали и фаустпатроны. Старик между тем продолжал свой рассказ, сдабривая его сочными солдатскими выражениями на чистом русском языке и энергичной жестикуляцией:
— Я смотрим, русский танк как даст, моя дом треснить, один немецкий солдат прямо падал на земля, остальные бистра удирал. — И старик закатился задорным юношеским смехом.
Вместе с ним хохотали и мы, но не столько от самого далеко не смешного факта, сколько разделяя веселое настроение хозяина дома, и стали прощаться с экзальтированным хозяином. Но тут вышла хозяйка, и старик попросил нас немножко задержаться, отведать меда с его пасеки. Хозяйка, сопровождаемая дочерьми, несла перед собой большую миску, покрытую чистым полотенцем, а дочери поднесли — одна десертные ложки, другая хлеб. Угощая нас медом, старик досадливо сокрушался:
— Прокляти немца, разорял вся моя пасек. Улей поломал, пчела разлетелся. Только, может, половина рой я собрал, а зашем ломал улей? — И возмущался: — Такой нехороший народ. Жадный и ненасытный. В прошлий война немцы тоже забирал у нас все. Даже забирал каменный столбик на дорога и все тащил себе, в Германия. Вот какая народ! Это не шеловек — одна грабител и расбойник! — заключил старый латыш.
Мы верили и искренне сочувствовали ему. Душевно поблагодарив столь радушных хозяев, и, особо, за угощение, мы распрощались.
В городе было уже тихо.
Оставив Валмиери, противник вновь покатился без остановки на запад и юго-запад, к Риге.
Наступила вторая половина сентября, она принесла с собой ухудшение погоды, а может, свою роль тут сыграло близкое побережье Балтийского моря, именно с его берегов надвигались на нас серые дождливые тучи, небо помрачнело, и сразу повеяло осенними холодами. Мы спешили за город, где располагалась огромная колония советских людей, отбитых у гитлеровцев; предстояла большая работа с этими людьми, которых гитлеровские рабовладельцы тысячами все еще гнали и гнали в свою уже поверженную Германию.
Более тысячи человек сидели под открытым небом. Их нужно было где-то разместить, накормить, помочь собраться с силами для предстоящего возвращения на родину. Преимущественно это были жители Ленинградской, Псковской и Новгородской областей. Более трех лет терзали их гитлеровцы, воспитывая в них рабский дух «нового порядка». Страшно было смотреть на эту изуродованную фашистскими садистами человеческую массу. Люди были настолько вымуштрованы в подобострастие, забиты, запуганны, что мы даже задавали себе вопрос: «А наши ли это люди? Советские ли это люди?» — не верилось, что за такое исторически короткое время можно настолько изуродовать человека. Наши, советские люди, встречая нас, советских офицеров, по инерции продолжали пугливо вскакивать, снимали шапки и подобострастно, унизительно сгибались — они пытались кланяться нам! Им все еще казалось, что за непочтительность, зато, что не вовремя и недостаточно энергично встали, что не сняли шапку и недостаточно низко поклонились, — их снова будут бить хлыстом, прикладом, топтать ногами. Все это им не мерещилось — все это было с ними, и еще жило в них, и, наверно, будет мерещиться еще очень долго.
Вот они — результаты воспитания рабовладельцев двадцатого века!..
Политотдел разместился... в «Риге». Эпизод с радиопеленгатором. Помощь рыбаков. Ночь в Риге. На спиртоводочном заводе
Политотдел разместился... в «Риге»
От Валмиери войска нашего корпуса устремились к берегу Рижского залива, и с тех пор мы уже шли берегом моря, вплоть до Риги и далее, до самого мыса Курляндского полуострова.
Изумительно красивые здесь попадались места! Небольшие озера, окаймленные тенистыми лесами, с непременными одной-двумя богатыми усадьбами на берегу. Реки, речушки и ручьи с утопающими в зелени берегами. Богатые виллы и коттеджи, расположенные в живописных местах. К сожалению, все эти изумительно красивые места принадлежали отдельным богатеям, и доступ к ним трудовому люду был закрыт.
В прибрежной полосе гитлеровцы не отступали, а просто панически бежали, преследуемые с суши, с моря и с воздуха. Пересекая реку Гауя, уже недалеко от Риги, мы так прижали их, что они не успели взорвать уже заминированные мосты через реку. Так и остались заряды взрывчатки торчать под мостами, не принеся нам никакого вреда; их сняли потом наши саперы, когда по этим мостам прошли наши передовые войска.
Однако в двадцати-тридцати километрах от столицы Латвии гитлеровцы оказали упорное сопротивление и на некоторое время задержали нас. Да и нам самим уже требовались отдых и время для подтягивания тылов и приведения в порядок войск, растянувшихся на довольно большое расстояние.