Ночной воздух был прохладен. Гейдрих заботливо обнял Ильзу.
— У меня повсюду враги, — тихо и задумчиво сказал он и ей, и себе. Или это тоже прием обольщения?
— Не может быть, — не поверила Ильза. — После всего, что вы сделали здесь?
Гейдрих горько рассмеялся:
— Этого недостаточно. И никогда не будет достаточно, пока я — мы — не добьемся окончательной победы. Пока не растопчем врагов, не сровняем с землей их города и веси и не засеем солью их землю, чтобы они не восстали уже никогда. Врагов вроде тех чешских предателей из Лондона, что называют себя патриотами, а сами планируют мое убийство, как трусы, каковы они на самом деле и есть.
Слух Ильзы обрел сверхъестественную остроту: ей казалось, она слышит даже, как ворочается язык Гейдриха, вылепливая слова.
— Но мы будем готовы. Они думают, мы не знаем, что они затевают, но они ошибаются. У нас повсюду шпионы.
Он закурил сигарету, вставив ее в длинный эбеновый мундштук. Ильзе не предложил.
— Если им случайно удастся меня убить, пусть знают, что за мной идут сотни — нет, тысячи — таких же, как я. Мы не успокоимся до нашей полной и окончательной победы.
Свободной рукой он притянул Ильзу поближе.
— Я уже давно к вам присматриваюсь, — тихо сказал он. У Ильзы по телу побежал холодок. — С самого начала, — добавил он, глядя на звезды. — С тех пор, как вы пришли к нам и предложили свои услуги во славу рейха. Ваш ум, ваша красота, политическое чутье, столь редкое в женщинах, — все это заставило меня немедленно обратить на вас внимание. Когда вы доказали, к моему полному удовольствию, вашу лояльность, я решил вопреки возражениям фрау Хентген продвинуть вас на тот пост, который вы сейчас занимаете.
— Спасибо, Рейнхард, — сказала Ильза. — Это честь для меня.
— Все это было только прелюдией, — сказал Гейдрих. — Я всегда считал, что мужчина не может вполне узнать женщину, пока не займется с ней любовью. Разумеется, я не позволю себе такой поспешности и не предложу вам сделать это сейчас же. Наверное, с другой женщиной я не был бы так терпелив. Но вы заслуживаете уважения.
— Благодарю вас, — кротко сказала Ильза.
— Тем не менее я все же сохраняю надежду и мечтаю, что вскоре мы доведем до конца слияние наших душ, которое начали сегодня, что наша виртуозная музыка обещает нам более полный и совершенный союз. — Гейдрих глубоко поклонился, вульгарно изобразив галантность. — Надеюсь, вы найдете ваши комнаты более чем удовлетворительными, — сказал он. — Желаю вам доброй ночи, фройляйн Туманова.
Ильза не ответила, а его руки крепче стиснули ее тело, затем он склонился и коротко поцеловал ее в лоб. Они стояли вдвоем и молчали, пока наконец Гейдрих не увел Ильзу обратно в дом, плотно затворив дверь, отгородившись от ночных страхов.
Их сбросили с самолета Королевских ВВС около полуночи. Ничего опасного — обычный прыжок с парашютом. Никто по ним не стрелял.
У люка Рено братски потрепал Виктора Ласло по плечу.
— Волнуетесь? — спросил он.
— Нет, с чего? — ответил Ласло.
— А должны бы, — сказал Луи. — Дело такое: можно и погибнуть.
Рик прыгнул первым; последует за ним Ласло или нет, его ничуть не заботило.
Парашют раскрылся, как положено, и Рик плавно опускался в чехословацкую ночь — нескладная хищная птица, высматривающая снедь. По военному времени огней внизу почти не было. Другое дело города: там немцы не сомневались, что люфтваффе, Ла-Манш и Балтийское море надежно защитят от Королевских ВВС. Но чешские крестьяне, похоже, предпочитали не рисковать.
Рик тяжело ударился о землю, парашют плавно осел на него сверху. Рик быстро выбрался и перерезал стропы. Вроде приземлился совсем рядом с условленным квадратом — спасибо профессионализму пилота. Лететь им пришлось долго, в основном над Балтикой, в обход хорошо защищенных немецких городов Гамбурга, Берлина и Штеттина. Что ж, вот он и на земле, цел.
Рик услышал, как где-то поблизости движутся Виктор Ласло и двое чехов — по крайней мере, он надеялся, что это они. Попадись он сейчас немцам, его ждало бы еще меньше снисхождения, чем в Нью-Йорке, а там, сказать по правде, не ожидалось никакого.
— Яначек, — прошептал Рик — это был пароль.
— «Енуфа», [128] — раздался ответ.
Рено, осторожно ступая, отряхивал камуфляж; щеголь во всем, восхитился Рик.
— По мне, парашютный спорт существенно переоценивают, — сказал Луи. — Я предпочитаю упражнения для закрытых помещений.
— Кто бы сомневался, — сказал Рик.
Через несколько секунд из темноты выступил Виктор Ласло. Следом шли Кубиш и Габчик, тащили снаряжение. Пока все нормально.
Они ненадолго сбились в кучку, стараясь говорить как можно тише. Поскольку Ян и Йозеф родились неподалеку, карта не понадобится.
— Где мы? — шепотом спросил Рик.
— Неподалеку от Кладно, — ответил Габчик, юноша, до времени повзрослевший за последние два года. — Возле Лидице.
Чехи повели группу через богемский лес и поля. Рику местность показалась похожей на Пенсильванию, только поаккуратнее.
Вскоре они вышли к маленькой деревне и совсем маленькому домику, притулившемуся к соседям, как корова к стаду в грозу. Кубиш дважды легонько стукнул в дверь, досчитал по-чешски до семи, затем постучал еще раз. Дверь открылась, за ней кромешная тьма.
Но не надолго. Кто-то зажег потайной фонарь, и свет обнаружил присутствие старухи, согбенной от старости, но с ясным взором. Она провела их за стол в задней комнате, где был накрыт скромный ужин; мужчины накинулись на него, будто на блюда из «Ритца». Нудельн, жареную свинину и штрудель запили несколькими литрами холодного будварского пива.
Через десять минут никто бы и не заподозрил, что за этим столом ели; теперь на него выложили винтовки, пистолеты и бомбу. Все тютелька в тютельку, подумал Рик, точно у немцев. Не удивительно, что богемцы в большинстве своем не очень-то рвутся в бой. По духу они с немцами братья.
Рено пожелал товарищам доброй ночи и отправился спать. Ласло расстелил потрепанную карту Праги и склонился над ней. Рик старался не замечать его присутствия, предпочитая компанию собственных мыслей. Он уже мог бы, наверное, работать в Праге таксистом, настолько изучил этот город. Рик знал каждую улицу и в Нове-месте, и в Старе-месте, и за рекой вокруг Градчан. Черт, да он мог поименно перечислить статуи святых на Карловом мосту: Непомук, которого сбросили с моста в реку и, как полагается, канонизировали в 1683 году; распятие, установленное каким-то евреем тридцатью годами позже во искупление какого-то святотатства; прелестная святая Лютгарда, изваянная в 1710-м в момент ее чудесного видения Христа.