— К несчастью, мы не знаем, что это за операция, — продолжил он. — А тут вы, и это наводит меня на подозрение, что и Виктор Ласло может оказаться где-то поблизости, хотя я и не могу поверить, что у него хватит наглости вернуться на свою бывшую родину. А это, в свою очередь, наводит меня на подозрение, что именно здесь должно произойти то, что они планируют.
— Знаете, Герман, — сказал Рик, вдыхая табачный дым, — вы гораздо умнее, чем кажетесь. Не сидите на месте, вы знаете это?
— Я знаю, — злорадно сказал Хайнце.
Ну наконец-то. Все попытки получить должность в главном управлении РСХА пошли прахом, вместо того его задвинули на второстепенную дипломатическую службу по Словакии и присоединению Рутении к Венгрии. И вот оно — ему только что вручили билет в Замок. Хайнце не мог поверить в такую удачу. В возбуждении он засеменил туда-сюда по площадке.
— Конечно, невозможно, чтобы чехи смогли нанести нам какой бы то ни было вред, — заговорил он. — Но всегда есть провокаторы, люди вроде Виктора Ласло, которые заявляют, будто говорят от имени чешского народа, а представляют всего лишь кучку озлобленных коммунистов, которые мечтают охомутать собственный народ, выкрикивая лозунги о мире и свободе. Ха! Мы, немцы, видим их насквозь!
— Еще бы вы не видели, — согласился Рик. Он ни разу не встречал такого немца, который не вел бы себя точно карающий судия, даже когда просто покупает буханку хлеба.
Сарказма Хайнце не уловил. Отбросил окурок.
— Что вы можете мне предложить в обмен на вашу жизнь? — спросил он.
Рик не пошевельнулся. Прага внизу распростерлась словно игрушечная. И не красота города захватила Рика; нет, больше всех красот его заворожила уменьшенная копия Эйфелевой башни.
— Что это? — спросил он.
Хайнце обернулся.
— Башня Петршин, — сказал он. — Сооружена в 1891-м. В масштабе один к пяти — парижская Эйфелева башня. Двести девяносто девять ступенек от вершины до подножия, построена из отслуживших шпал за тридцать один день, к юбилейной выставке. Кошмарная, правда?
— Только для фашиста, — буркнул Рик.
Мысленным взором он снова видел ее: ее в машине — они катят по Елисейским полям. Ее в их первый вечер — они ужинают в «Ла тур д'аржан» и катаются по Сене на bateaux mouches. [134] Ее — они идут, взявшись за руки, по Люксембургскому саду и через Мост Искусств. Она, всюду она.
Хайнце его не услышал.
— Фюрер повелел ее снести. Зачем смотреть на модель, если у нас уже есть настоящая? — Консул рассмеялся, закинув голову. — Возможно, однажды мы снесем и настоящую Эйфелеву башню, заменим ее подобающим монументом германской славы!
Рик подождал, пока Хайнце перестанет хихикать.
— Ладно, хватит видов, — сказал он. — Пора перейти к сути. — Рик кивнул на машину. — Там.
Они вернулись в машину. Пора сделать ход, разыграть карту, раскрутить колесо рулетки, бросить кости. Прежде он играл жизнями и проиграл, проиграл по-крупному; теперь пора бы выпасть счастливому номеру 22.
Хайнце был настолько глуп, что даже не вынул пистолета.
Большего Рику и не требовалось. Правой рукой он бросил окурок в окно. А левой резко взмахнул и ударил Хайнце ребром ладони прямо в горло. Как только голова консула поникла, Рик впечатал правый кулак в основание его челюсти. Вырубившись, Хайнце не издал ни звука.
Точно как в старые времена.
Рик завел мотор и включил нейтральную скорость. Никто ничего не увидел и не услышал. Во всех отношениях и с любого ракурса двое мужчин просто сидели в дорогом «БМВ», беседовали и любовались городом.
Рик медленно убрал ручной тормоз. Машина точно уравновесилась на вершине холма; легкий толчок — и она покатится.
Рик выбрался из машины, обошел ее спереди и склонился к открытому окну с водительской стороны, будто прощаясь с человеком за рулем. Просунув голову в окно и упираясь плечами в раму, Рик навалился на машину и слегка подтолкнул. Машина тронулась под уклон, и Рик немного подрулил правой рукой, больше целясь, чем руля. Он услышал, что Хайнце начал очухиваться.
Машина набрала ход прямо перед крутым поворотом.
— Хайль Гитлер, — сказал ей вслед Рик.
«БМВ» промчался мимо поворота и выскочил с обрыва. Рику показалось, он услышал, как завопил Хайнце, когда машина полетела в пропасть, но, может, это ему просто почудилось.
Люди побежали к месту крушения. Рик двинулся в другую сторону, обратно к монастырю, без спешки, но скорым шагом. На вершине холма оглянулся. Теперь, с полыхающим «БМВ» консула Хайнце в центре переднего плана, вид стал хорош, как никогда.
Рик лихорадочно соображал, стараясь разложить по полочкам все полученные сведения, все подозрения. Если только Хайнце не соврал, Ильза в смертельной опасности. Может, сейчас немцам еще нечего ей предъявить, но даже они в конце концов догадаются сложить два и два и связать ее появление с началом утечек. Нужно вытащить ее отсюда во что бы то ни стало.
Может быть, операция уже сорвалась. Может быть, как машине консула, ей не хватает одного легкого толчка.
Рик встретился с Ильзой в ресторанчике под названием «У малтезских ритирув», [135] старинном сводчатом подвале прямо через реку от гостиницы в Малой Стране; этот подвал, если верить легенде, когда-то был подворьем мальтийских рыцарей. О Мальте Рик мало что знал, кроме того, что прочел в «Мальтийском соколе» Хэмметта [136] десять с лишним лет назад, когда у него еще было время читать. Сам того не желая, он уплыл мыслями далеко в прошлое и вдруг увидел Ильзу — она спускалась по лестнице в обеденный зал. В единый миг он снова очутился в настоящем.
Как она хороша! Казалось бы, невозможно, и однако с каждой новой их встречей Ильза становилась все прекраснее. В Париже она была лишь очаровательной; в Касабланке — восхитительной; в Лондоне — изумительной. Здесь, в Праге, она просто оглушительно красива. Она изгнала из его памяти всех женщин, которых он знал, кроме одной, но и та в конце концов начала меркнуть.
Он поднялся и стоял как вкопанный, пока она приближалась. Ресторан — не место публично выказывать нежность. В зале не нашлось ни одного человека, кто не обратил бы внимания на Ильзу, шагавшую по проходу, столь иную, столь свежую в своей красоте, по сравнению с грузными немецкими матронами и худосочными чешскими девчонками. Позволь Рик себе засветиться, обняв ее прямо здесь, как ему страстно хотелось, и шоу, глядишь, окончилось бы, так и не начавшись.