В результате двухчасового боя орудия были подавлены, хотя противник успел подбить три наших танка и самоходку. Но первую полосу обороны мы взяли!
Мне долгое время довелось воевать на самоходках СУ-122, а потом СУ-85, и могу сказать, что самоходка была для меня предпочтительнее танка Т-34–85, так как была на 30 см ниже и на тонну легче. Некоторые говорили: зато у танка есть пулеметы. На это отвечу: для борьбы с вражеской пехотой и истребителями танков экипаж самоходки имел 2 пистолета-пулемета (ППШ) и 25 гранат Ф1; кроме того, в нашем экипаже всегда был трофейный пулемет МГ-42 ленточного питания, в каждой металлической коробке которого укладывалась лента на 250 патронов. В общем, самоходка была для меня дороже, чем танк.
Танки и пехотные части заняли выгодные для боя рубежи и здесь остановились. Часа через два после боя приехали наши ремонтники на двух ремлетучках, с ними, как всегда, прибыл майор Сема со своим заместителем капитаном Куломзиным. В течение ночи все подбитые машины были восстановлены. А экипажи всю ночь рыли окопы для боевых машин. Адская работа! Но ребята моего нового экипажа показали себя отлично! Каменистый грунт плохо поддавался лопатам, а выбросить надо десятки кубометров земли, иначе не укроешь машину от артиллерии и авиации. У танкистов и самоходчиков всю войну не сходили мозоли с рук.
Только к рассвету поставили мы боевые машины в окопы. И вовремя! Тут же явились «юнкерсы». Бомбардировали расположение полка мощно. Но ни одного прямого попадания не было.
* * *
На следующий день дивизия и полк пошли в наступление на Понарт — южное предместье Кенигсберга. Предстояло преодолеть вторую, еще более мощную оборонительную полосу. Авиационная и артиллерийская подготовка длилась полтора часа, даже мы, находясь в исходном положении, чувствовали колебания земли. Преодолев оборонительную позицию, вышли на южную окраину Понарта. Начались тяжелые уличные бои — нам противостояли танки и штурмовые орудия, а пехота вела сильный автоматный и пулеметный огонь по чердакам, подвалам и окнам первых этажей, где могли засесть истребители танков.
Стрелковая дивизия, действовавшая на главном направлении, была усилена десятью танками ИС-2, которые успешно вели встречный бой с «тиграми», а мы своими танками и самоходками прикрывали их фланги и развивали успех наступления в глубину Понарта. Вражеская артиллерия и танки вели сильнейший огонь, и рота остановилась, отстреливаясь из-за укрытий. Наступление затормозилось. Я решил по лощине и кустарнику выскочить во фланг немецким танкам, чтобы поджечь несколько машин и двинуть роту вперед. Наш экипаж успел поджечь только один танк, как откуда-то с тыла появились два танка T-IV и подожгли мой танк.
— К машине! — скомандовал экипажу и сразу бросил дымовую гранату.
Когда мы выскакивали, немцы открыли пулеметный огонь, хотя и неприцельный, но одна пуля пробила мне левое плечо. К своим выбирались по-пластунски, в лощине приостановились, и Саша Нестеров, мой механик-водитель, быстро перевязал меня.
К ночи, когда закончился бой, я разыскал Ирину Красногирь — старшего врача полка, и она уже обработала рану и сделала плотную перевязку. Я упросил ее не говорить своему мужу, начштаба Красногирю, и командиру полка о моем ранении, чтобы не отправили в госпиталь. Так они и не узнали об этом.
Три дня мы вели бои на южной окраине Понарта! Весь город горел, рушились многоэтажные дома, падали деревья, но немцы продолжали упорно сопротивляться и отклонили предложенный ультиматум. Однако на нашем участке во второй половине дня 8 апреля из каземата все-таки вышла большая группа с белым флагом. Когда они подошли близко, я начал с ними разговор по-немецки, но оказалось, это французы, они мне сказали: «Мы из Эльзаса и Лотарингии». Повели мы их в плен, рассказал им об обстановке, они обрадовались, что скоро Берлин возьмем. Конечно, воевали они на стороне немцев, но по принуждению, не хотели за немцев драться да еще и погибать. Они симпатизировали нам, но сделать ничего не могли. Немцы жестокие — если что не так, могли сразу расстрелять.
9 апреля гарнизон города-крепости Кенигсберг капитулировал. Было взято 92 тысячи пленных. Москва салютовала войскам 3-го Белорусского фронта 24 залпами из 324 орудий.
* * *
После взятия Кенигсберга наш полк был переброшен в район города Пилькален и разместился в господском дворе Дуляк. Приходилось держать боеготовность номер один, так как по Восточной Пруссии пробивались из окружения к побережью Балтики целые полки и батальоны противника, надеясь спастись морским путем. Кроме того немцы морем подбрасывали свежие силы для разблокирования окруженных частей. В общем, ухо надо было держать востро!
Поданным разведки, противник планировал высадку морского десанта Курляндской группировки в районе города Раушен на Балтийском побережье. 7 мая, когда поступил этот сигнал, комполка приказал мне выйти с десантом стрелкового батальона и занять город.
Мы ночью проскочили к Раушену. Город оборонял гарнизон, и с моря караулили бронекатера и небольшие суда, видимо, корабли-разведчики. Берег был высоченный, метров сто, наверное. Мы вырыли окопы для основных позиций и запасных, в общем, подготовились.
Атаковали мы внезапно, без артподготовки. Гарнизон оказал упорное сопротивление. Два часа длился бой. Три танка у нас сожгли. И немцы отступили. Мы вошли в город. Много было убитых, и в плен взяли 200 солдат и офицеров.
Вышли к берегу, и тут в дело вступили морские силы противника. Пришлось нам отбивать атаку бронекатеров. Два катера потопили, и остальные отошли, скрылись в море.
Город казался вымершим — ни одного жителя! Мертвый город! Видимо, всех эвакуировали на кораблях.
В других городах так же было. Население было очень напугано. Вначале, когда входили в Восточную Пруссию, немецкие листовки, лозунги были такие: «Смерть или Сибирь!» — Сибири боялись, ее лютых морозов. А дальше, когда мы к Одеру подошли и немцы поголовную мобилизацию проводили, пропаганда их уже другие лозунги насаждала, повсюду висели плакаты с нарисованным по пояс красноармейцем в каске со звездой, ниже — скрещенные кости и лозунг: «Победа или смерть!» В результате большинство населения уходило, редко кто оставался.
Мы прогулялись по улицам, посмотрели. Это был чисто курортный город, благоустроенный для отдыха. С высокого берега к морю змейками спускались асфальтированные дорожки. В центре города, как сейчас помню, — большой квадратный водоем, может, он и сейчас сохранился. Теперь этот город называется Светлогорск.
Вернулись мы в свое расположение вечером 8 мая. А проснулись рано утром 9 мая от крика, в комнату командиров вбежал начштаба Красногирь, кричит:
— Ребята, война кончилась!!! Конец!!! Войне конец!!! Все!!! Кончилась!!!
Мы повыскакивали во двор! А там уже трудно описать, что творится! Все палят вверх, из чего кто может! Пляски! Танцы! Гармошки играют!