— Кто это тебе сказал? — спросил я.
— Мы каждый день видим хронику вашей войны.
— Я тут ни при чем…
Хонг едва заметным касанием подтолкнул меня под локоть, кивнув головой в проход. Я понял, что он хочет сказать мне что-то конфиденциальное. Все это, конечно, было смешно, никто не поверит про заговор с новичком, чужаком, которого надо использовать быстро и до конца. Моего, безусловно…
Разумеется, никто не обратил на нас внимания. В боковой комнатушке Хонг сказал:
— Нам предстоит трудное дело. Если мы не сможем сделать хотя бы десятую часть, нас отправят в расход. В первую очередь тебя… Там будет глубоко, хотя достать сможем. Но если яхту снесет в сторону… Далее пойдут глубины от восьмидесяти метров. Мы не сможем достать мешки.
— Что ты предлагаешь?
— Ты пойдешь первым. Я тебя подстрахую… На тридцати метрах ты не сможешь работать более пяти минут. А мешков будет не менее двадцати. Если мы сорвем их поставку, а это главное, нас озолотят. И ты можешь не беспокоиться за свою жизнь. Тебя оставят на суперакции… Ты станешь боссом, которого можно тревожить лишь в самых безнадежных ситуациях. Соглашайся на все…
Он увещевал, как увещевают вербовщики всех времен и народов.
Перед расстрелом аргументы исчезают один за другим. Согласие — царица спокойствия.
Мы сели в джип — огромный, как мустанг. В одно мгновение набрали бешеную скорость. Остановились на безлюдном берегу. Где-то в двухстах метрах виднелись фрагменты кирпичной стены, а чуть ближе — остов хижины. Прибой шипел, уползая и расплескивая отражение лунного света. Тихо рыкнув мотором, подошел катер. Кормчий помог мне и Хонгу забраться на борт. Здесь лежало два тюка. Мы развязали их и обнаружили два комплекта аквалангов, ножи, запасные баллоны, а также хорошо знакомые мне отечественные «АПС» — автоматы подводной стрельбы. Оружие — это признак тревоги. Я вопросительно посмотрел на Хонга.
— Мало ли какая опасность может подстеречь под водой! — заметил он.
Я высказал сомнение, вряд ли этот игломет спасет от нападения акулы.
Хонг не ответил. Акулы его волновали меньше всего.
Лао и Кинг остались на берегу. Они пожелали нам удачи.
Я стал облачаться, надел маску, баллоны. Хонг запоздало махнул рукой:
— Не торопись…
Пришлось снимать обратно.
Не нравился мне сегодня Хонг. Положительно не нравился. Не пошутишь с ним — не сразишься. Он снова отвернулся, что-то выискивая в океане.
Потом он что-то прочирикал на своем, кормчий поковырялся в ящике и достал огромный бинокль. Подобный я видел во время краткой службы на таджикско-афганской границе. Назывался он «Ворон» и позволял прекрасно видеть в темноте. В Афгане у меня таких не было.
Кормчий завел мотор, и мы поплыли на малых оборотах. Через минуту остановились. Хонг взял ночной бинокль и затих. Только голова его медленно поворачивалась, следуя линии потухшего горизонта.
Наконец мы услышали тихое восклицание:
— Она! Малютка…
Я глянул вопросительно на капитана катера.
— Мини-субмарина! Ты что — не знал? Хорошо же тебя подписали…
Он сразу набрал крутую скорость. Катер подпрыгивал на волнах, они искрились, рассыпались на тысячи мельчайших осколков. Но красоты меня волновали меньше всего. Не стали бы эти воды для меня последним приютом!
Через несколько минут мы были у цели. В темноте подводная лодка напоминала перевернутый баркас с коротким килем. Она покачивалась, и волны шлепали о ее тело.
Вся моя жизнь была такая перевернутая.
В рубке открылся люк, оттуда вылез человек. Мы медленно подплыли к корме, он бросил нам конец, капитан схватил его с ловкостью обезьяны, подтянул катер поближе. Держась за эту веревку, мы с Хонгом перебрались на борт «Малютки».
У меня захватило дух, когда катер отчалил. Мы полезли в узкую горловину подлодки. На борту было двое: черноусый европеец в тельняшке и худощавый таец, который показался мне сильно изможденным, возможно, на фоне своего цветущего напарника. Доходяга резкими движениями задраил люк.
Мы еле разместились в тесном чреве субмарины среди изобилия различных манометров, приборов со стрелками и электронной цифирью. Тут же пошли на погружение.
Я попросил разрешения посмотреть в перископ. Где-то в трехстах метрах от нас медленно плыла красавица яхта. К ней со стороны берега стремительно приближался боевой катер с двумя спаренными крупнокалиберными пулеметами на носу.
Хонг отстранил меня от перископа, взялся за рукоятки, замер.
— Остановились! Сбрасывают!
— Что? — спросил я, хотя и так уже было ясно.
— Мешки!.. Теперь они станут на якорь и никуда не денутся.
Я мягко отстранил от прибора Хонга. Напористый полицейский катер вплотную причалил к красавице яхте и взял ее силой. Стволы пулеметов уперлись в белизну парусов.
«Это хорошо, очень хорошо, что там побывали полицейские», — сказал себе я. Дьявольская задумка пришла мне в голову. Впрочем, все зависит от ориентира ценностей. Что для одних худо, для остальных — благо…
Около часа они досматривали яхту, потом отчалили, теперь будут пасти… Хонг стал облачаться в зеленую кожу, и я тоже взял акваланг.
Мы пошли на сближение. Капитан опустил перископ, двигались по гирополукомпасу. Облачившись в акваланги, взяли фонари, веревки, автоматы, ножи.
— Я иду первым, ты — вторым! — сказал Хонг и, опустившись на корточки, стал развинчивать боковой люк. Открыв его, он пополз в трубу. Капитан закрыл за ним люк, нажал кнопку на пульте. Я услышал тихий шум хлынувшей воды. Через несколько минут заработали насосы, откачивающие воду в шлюзовой камере. Все это вызвало ассоциацию с огромной электромясорубкой. Потом капитан открыл люк и жестом пригласил меня. Надев маску, взяв в рот загубники с трубкой и клапаном, я пополз в мокрую трубу. За мной задраили люк, тут же стала поступать вода. Она показалась мне очень холодной. Возможно, это было чисто психическое ощущение. Когда вода заполнила шлюз-камеру — я будто оказался в огромной пробирке, — открылся выходной люк, выпуская меня на океанскую свободу. Я выплыл, люк плавно закрылся. Хонг ждал меня, держась за поручень рубки.
Мы поднялись чуть выше и поплыли к яхте, ориентируясь по компасу. Она была рядом, в сорока метрах. Ее темное брюхо громадой нависало над нами. Мы увидели и якорную цепь, уходящую в глубину… Она стала для нас ориентиром в подводном мраке…
Давление нарастало, дышать становилось все труднее. А в ушах будто торчали тупые штыри, проникая все глубже и глубже…
Грудную клетку сдавило, голову будто опоясал стальной обруч…
А мы все опускались и опускались…
Маску вдавило в лицо. Схватившись за цепь, мы отдыхали. Я увидел совершенно безумные глаза Хонга. Наверное, и у меня были такие.