Она начала свой рассказ.
Антонин смотрел на Божену, не спуская глаз. Он сам не понимал, что с ним происходит. А с ним что-то происходило — что-то сильное, чего он еще ни разу не испытывал в жизни. И он бессилен был в этом «что-то» разобраться. Божена и та, какой она всегда была, и будто не та. Он раньше не замечал, что у нее летящие, стремительные брови, похожие на раскрытые птичьи крылья. И косы. Косы, за которые он не раз таскал Божену в детстве. Теперь они красивы. Они уложены на затылке узлом. И ресницы… «Кажется, я слишком откровенно смотрю на нее», — спохватился Антонин и решил весь вечер не встречаться с ней глазами. А то она может бог знает что подумать. Но его собственные глаза не слушались его. Стоило Божене повернуться к отцу или дяде, как взгляд Антонина снова следил за нею.
— Да, чуть не забыла! — спохватилась Божена, закончив рассказ. — Когда Кулач назвал Людвига капитаном, тот, кажется, смутился. Да нет, он просто был в замешательстве. А уж в самом конце ужина он и Губерта окрестил поручиком.
Блажек ударил по столу ладонью так, что Божена вздрогнула.
— Они! Определенно и безусловно они. Все совпадает. Да и на зрение свое я пока не могу пожаловаться. Итак, Божена, тебя провожал капитан? — спросил он девушку.
— Выходит, так, — ответила Божена.
Мужчины, как бы забыв о ее присутствии, стали обсуждать что-то, в чем она не могла разобраться.
Блажек делился своими впечатлениями о встрече с Обермейером. Что-то произошло важное, уверял он. Почему Обермейер спросил: можно ли доверять Мрачеку? Это неспроста. Или Мрачек провалился в Словакии, или капитан в своих депешах в Лондон высказал какое-нибудь подозрение. Капитан и поручик укрылись в доме Ярды Кулача… Теперь остается выяснить, знает ли об этом Обермейер. И Блажек это выяснит. И если его догадка подтвердится, надо принимать срочные меры.
— Боюсь, что Обермейер мне уже не доверяет, — сделал вывод Блажек.
— В этом не будет ничего неожиданного, — согласился Антонин. — Я тоже считаю, что опасность в первую очередь угрожает нам со стороны Кулача. Если они настолько близки, то капитан и поручик, разумеется, откровенны с ним. Они могут рассказать ему о миссии Мрачека в Словакии, и поручик не замедлит открыть им глаза.
— И независимо от того, участвует в игре Обермейер или нет, — добавил Лукаш. — Кулач может спутать нам все карты.
Неожиданный поворот дела осложнил планы подпольщиков. Они потеряли возможность держать капитана и поручика в своих руках и оставаться в курсе всех их замыслов. Уже одно это вызывало угрозу.
— С Кулачем или с Обермейером они сойдутся — для нас разницы не будет.
— Правильно говоришь, — одобрил Блажек. — В первую очередь нужно напугать их, вызвать в них подозрение к Кулачу.
Лукаш быстро взглянул на Блажека.
— Тебе не следует с ними встречаться, — заметил он. — Это очень рискованно. Ведь Кулач знает тебя в лицо.
Блажек махнул рукой.
— Мне, Ярослав, много больше, чем двадцать пять лет. Делать глупости в моем возрасте непростительно.
Лукаш глубоко вздохнул. Если бы возраст являлся полной гарантией от ошибок!
Блажек поднялся.
— Я вам еще нужен?
Ярослав и Антонин переглянулись. Кажется, нет.
— Железо надо ковать, пока оно горячо, — сказал Блажек. — У меня есть на примете вполне надежный человек, и я постараюсь повидать его сегодня.
— Ладно, Ян, — согласился Лукаш, — действуй. Я полагаюсь на твой опыт.
Блажек начал одеваться.
— У вас деньжат не водится? — спросил он, вдевая руки в рукава.
Антонин признался, что гол как сокол. У Лукаша были деньги, которые он получил от Милецкого на подпольные расходы.
— Тебе зачем? — спросил он.
Блажек сказал, что сейчас пойдет к своему старому агенту по политической полиции, известному под кличкой Каро. В его лойяльности Блажек не сомневался. В свое время Блажек оказал для Каро немало услуг, и тот, считая себя перед ним обязанным, примет любое поручение. Каро уже почти старик, но агент опытный. Завтра он явится к капитану и поручику и сделает все, что Блажек ему скажет. Но Блажек полагает: если подбросить Каро немного деньжат, в которых тот остро нуждается, то это не испортит дела.
— Правда, он немец, — сказал Блажек.
— Немец? — насторожился Лукаш.
— Да.
— Хм… Что ж, попробуй, — ответил Ярослав. — Деньги, конечно, возьми.
Лукаш был уверен, что подобный расход не вызовет нареканий со стороны руководства, и дал Блажеку пятьсот немецких марок.
Блажек простился с друзьями и ушел.
— Давай и мы заканчивать, — сказал Лукаш Антонину. — Пора расходиться. Что у тебя?
Антонин доложил. Завтра первое воскресенье ноября. В костелецком храме во второй половине дня появится Грабец. Машина из отряда и люди будут на месте. Но Антонин предупредил Грабеца, что он встретит в храме девушку с библией в руках. А девушки нет. Партизанка Власта, на которую Антонин рассчитывал, ушла из отряда по заданию и вернется только через неделю.
— И что же ты решил делать? — спросил Лукаш.
— Придется ехать самому.
— Гм… Только этого и недоставало. Условились, что придет девушка, а явишься сам. Кругом все дураки, только мы с тобой умные. Нет, так не пойдет. Дочка! А дочка! — крикнул он.
Вошла Божена. Ярослав посадил ее рядом с собой, обнял за плечи.
Антонин догадывался, какой разговор сейчас произойдет между отцом и дочерью.
— Ты чем, дочка, занята завтра? — спросил Ярослав.
— Ничем, — коротко ответила Божена.
— А буфет?
— Завтра работает моя сменщица.
— Это очень кстати, — заметил Ярослав. — Ты, кажется, бывала в Костельце?
— Да, отец. На экскурсии.
— Завтра еще раз съездишь туда на экскурсию. Вместе с Антонином.
Божена взглянула на Антонина. Он чувствовал себя смущенным и неловким.
— Должна была поехать одна наша партизанка, но так сложились дела, что она не может ехать, — сказал он, будто оправдываясь.
— Это не имеет значения, — прервал его Ярослав. — Божена справится не хуже партизанки.
— Я не могу понять, о чем вы говорите, — проговорила Божена, переводя взгляд с отца на Антонина.
— Он тебе расскажет. А мне пора идти. Договаривайтесь, молодежь.
Когда Ярослав ушел, Антонин счел своей обязанностью изложить дело с исчерпывающей полнотой, во всех деталях и подробностях. Он посвятил ее в бесславную историю ксендза Худобы, рассказал о Максиме Глушанине и Константине Боровике, которых считал своими лучшими друзьями. Затем последовал рассказ о приключениях во время побега из лагеря, и, вероятно, этот рассказ не имел бы конца, если бы Божена ему не напомнила: