В морозном воздухе, выливаясь из громкоговорителей, разносились бодрые звуки маршей. А народ все прибывал и прибывал.
Внезапно музыка смолкла. На балконе показался Клемент Готвальд.
Долго и восторженно рукоплескали тысячи людей. Наконец премьер-министр смог заговорить.
— Граждане и гражданки, товарищи, сестры и братья, дорогие друзья!
Площадь замерла. Глаза людей прикованы к Готвальду. Многие плачут и не стирают слез с обмороженных лиц. Плачет и Божена. И так легко ей, так радостно от этих горячих слез. Через час она должна выступать на собрании студентов — бывших партизан и подпольщиков. Божена долго обдумывала свою речь, а теперь решила: ничего не говорить от себя, а прочитать партизанскую клятву, под которой подписались почти два года назад все участники движения сопротивления.
— Разрешите мне, — продолжал Готвальд, — как главе правительства, сделать, во-первых, краткое сообщение о некоторых причинах и некоторых скрытых пружинах нынешнего правительственного кризиса и, во-вторых, наметить пути к его ликвидации таким образом, чтобы это было в интересах народа, нации и республики…
2
Борн спал болезненным, тяжелым сном. Секретарю стоило больших усилий разбудить своего шефа и заставить его подняться с постели.
Вчерашний обед неприметно перешел в ужин, а ужин затянулся до утра. Сейчас голова Борна разламывалась от боли.
— Ну, в чем там у вас дело? — раздраженным и глухим голосом спросил он секретаря, осмелившегося потревожить его. — Я же предупреждал вас: не беспокоить меня до часу дня. Сколько сейчас времени?
— Десять с минутами, — почтительно ответил секретарь.
— Черт бы вас побрал! — зарычал Борн и откинулся на подушки.
— Выступает Готвальд.
Этого было достаточно, чтобы Борн окончательно вернулся к действительности.
— Готвальд? В десять утра? Что-то ему плохо спится! Где он выступает?
— На Староместской плошали. Там митинг.
— Митинг! — передразнил Борн. — И что он говорит на этом митинге?
— Я только отдельные места успел схватить и застенографировать.
— Ну-ка!..
Секретарь стал читать:
— «…Внутренняя реакция, по наущению и при поддержке международной реакции, предпринимает упорные попытки ликвидировать наш народно-демократический строй и постепенно ликвидировать все, что принесли народу национальная революция и освобождение. Внутренняя и иностранная реакция боится результатов свободных демократических выборов, и поэтому она еще до выборов старается создать такую обстановку, при которой она могла бы в своих интересах безнаказанно терроризировать народ. Кроме того, внутренняя и внешняя реакция хочет превратить нашу республику в вотчину шпионов и заговорщиков, присылаемых в Чехословакию для борьбы против нашей республики и наших союзников, в том числе и Советского Союза…» Тут я перестал записывать: позвонил господин Сойер. Дальше Готвальд сказал вот что: «Они хотят овладеть Корпусом национальной безопасности, превратить его в орудие реакции против трудящихся, вернуть его к безвременью Черных, когда в народ можно было безнаказанно стрелять. Но я думаю, что вы со мной согласитесь, если я скажу по адресу реакционеров: „Никогда, господа, Корпус национальной безопасности мы в ваши руки ни за какую цену не отдадим. Корпус национальной безопасности никогда не пойдет против народа, а всегда будет идти вместе с народом против реакционеров, саботажников, шпионов, врагов республики…“». Вот все, что я успел записать, и пошел вас будить.
— Поздно спохватились, — сказал Борн злобно. — Подайте мне сигару. Этот Готвальд чересчур самоуверен. Кажется, без бою он не сдастся.
С незажженной сигарой во рту, в нательном белье Борн пошел из спальни в кабинет, шлепая домашними туфлями.
Голос Готвальда звучал уверенно и спокойно. Борн слушал у приемника.
«…призываю вас к бдительности и готовности. Призываю всех честных чехов и словаков, всех вас — рабочих, крестьян, ремесленников и интеллигентов — к единству и сотрудничеству. В деревнях, в окружных и областных центрах, повсеместно создавайте комитеты действия Национального фронта из демократических и прогрессивных представителей всех партий и общественных организаций. Уничтожайте в самом зародыше любые провокации агентов реакции. Будьте едины и решительны. На нашей стороне правда и эта правда победит».
Вслед за Готвальдом выступила социал-демократка Коушова-Петранкова. Она призывала уничтожить изменников.
Национальный социалист Ян Матл потребовал единства и защиты правительства Готвальда.
Потом говорили крестьянин Кутиш, профсоюзный работник Климент, писатель Ян Дрда.
В их речи врывались выкрики из толпы:
— Обломаем зубы реакции!
— Долой реакционеров из правительства!
— Мы с Готвальдом!
— Они напали на всех нас, и от всех получат ответ!
— Требуем сохранения правительства Готвальда без министров-реакционеров!
Борн выключил приемник. Его оптимизм, кажется, начал выдыхаться. Почему их не слышно? Где Крайна? О чем он думает? Что предпринимают сейчас Зенкл, Шрамек, Кочвара?
В туалетной комнате Борн принял холодный душ и начал торопливо одеваться. Секретарь прислуживал ему как лакей.
— Говорите, звонил Сойер? — спросил его Борн.
— Да, звонил господин Сойер. Он просил передать, что Мейер не оставляет попыток склонить социал-демократических министров подать в отставку. Кроме того, звонил Крайна. Я понял его так: президент Бенеш до сих пор не принял еще ничьей отставки и продолжает вести переговоры.
— Пусть только попробует принять! — заметил Борн. — Тогда он не удержится на своем посту ни минуты… Вызовите машину!
3
Собрание студентов подходило к концу. Морава, которого знали как партизана многие из присутствующих, сошел с трибуны под шум одобрительных выкриков и аплодисментов.
— Надо принять решение!
— Резолюцию!
— Пора переходить от слов к делу!
Слова попросила Божена Лукаш.
— Я думаю, не стоит писать резолюцию… — сказал она.
Ее прервали недоумевающие голоса:
— Почему не стоит?
— Как же без резолюции?
Божена попросила выслушать ее до конца.
— На партизанском митинге в апреле сорок шестого года мы приняли новую партизанскую присягу. Некоторые, возможно, уже забыли о ней. Скажу по правде, и я забыла. Но вот недавно советский офицер майор Глушанин, дравшийся с гитлеровцами в горах Брдо, бок о бок со многими из вас, в своем письме попросил прислать ему текст присяги. Мы исполнили его просьбу. А сегодня, слушая Клемента Готвальда, я подумала, что присяга будет лучшей резолюцией нашего собрания. В ней сказано все, что мы, бывшие подпольщики и партизаны, должны сейчас делать. Разрешите мне прочитать текст присяги?