Лукашу понравился такой подход к делу, и он с первой же встречи высоко оценил Мрачека. Охотно и подробно отвечал Лукаш на все вопросы командира отряда.
Когда совещание их закончилось, Мрачек сказал:
— С вашего разрешения мы пробудем здесь до ночи. Я хочу лично обследовать местность.
Лукашу только и оставалось, что одобрить решение предусмотрительного подполковника.
Мрачек спросил, как легче попасть на противоположный берег. Лукаш посоветовал обойти озеро не с левой стороны, где расположен пансион, а справа. Это займет не больше часа. Из деревни выйти лучше в сумерки, часов в девять.
Оставалось назначить срок боевой операции. По совету Лукаша остановились на понедельнике: в этот день в пансионе находились только женщины.
Мрачек предупредил Лукаша, что после разведки он и Антонин уже не вернутся в деревню.
Потом долго и детально обсуждали план предстоящей операции.
В двенадцать ночи Мрачек и Слива подлезли под перевернутую лодку, лежащую на берегу. Отсюда им хорошо были видны деревня и острова.
Все время до этого они потратили на обследование лесочка, всех подходов и подъездов к нему, проследили, куда ведет дорога, огибающая лес, в каком месте входит в воду телефонный кабель.
В начале первого ночную тишину нарушил шум автомашины. Через деревню она прошла с потушенными фарами, а когда пересекала луговину, то водитель включил свет и трижды мигнул им. Это Мрачек и Слива видели отчетливо. А через две-три минуты застучал запущенный мотор катера.
Пока машина огибала пансион, катер отчалил от ближнего острова. Машина подошла к берегу, и в ту же минуту катер стукнул бортом о мостик.
«Как по хронометру, — отметил Мрачек. — И тут немцы верны своей точности».
Машина была большая, с глухими стенками. На одной из них Антонин ясно прочитал надпись, сделанную крупными буквами: «Била Лабуть».
«Замаскирована под фирменную машину», — отметил Антонин.
Вылезший из кабины человек подошел к катеру.
Произошел такой разговор.
— Как у вас дела? — спросил прибывший того, кто сидел в катере.
— Нормально.
— А где старик? Я приехал за ним. Фон Термиц возлагает на этого старичка большие надежды.
— Напрасно.
— Почему?
— Отказался разговаривать.
— Вот как! Что же доложить штандартенфюреру?
— Скажите, что старик отправился в гости к Нептуну. Кто на очереди?
— Есть кое-кто. Интересный гусь наклевывается. Приготовьтесь.
— Кстати, у нас заболел Ширке. Не прихватите его с собой?
— Я не в Прагу. В Нимбурк. Итак, все!
— Выходит, все.
— Ну, счастливо!
— Счастливо!
Приезжий вернулся в машину. Она дала задний ход, развернулась, почти коснувшись задними колесами лодки, под которой лежали Мрачек и Слива, и отъехала.
Катер затарахтел мотором, описал на воде полукруг и взял курс на остров.
Переждав несколько минут, Мрачек и Слива вылезли из-под лодки и скрылись в лесочке.
В каморке Вандрачека Лукаш сидел у стола, подперев голову руками, и ждал Блажека.
День выдался душный. Через распахнутое единственное оконце, выходящее на крышу четырехэтажного дома, вползал в комнату запах раскаленного железа. Досаждали назойливые мухи, нечем было дышать. И лоб и руки Лукаша были покрыты испариной. Рубашка прилипла к телу.
Томительно медленно продвигалась стрелка на круглых стенных часах.
Наконец в коридоре скрипнула дверь, послышались энергичные шаги. В комнату вошел Блажек.
— Здравствуй, брат! — сказал он и обнял Лукаша. — Ну и жарынь сегодня! — Он сорвал с головы шляпу с пропотевшим ободком, развязал галстук, расстегнул ворот сорочки. — Полнеть начинаю. И тяжесть. Боли в пояснице появились. Вот какие дела. А раньше не жаловался.
— Годы, годы идут, — отозвался Лукаш.
— А у тебя вид лучше, чем весной, Ярослав.
— Да, немного поправился. Как ни говори, на пансионных хлебах. Первоклассный пансион.
Лукаш подмигнул брату.
Сели за столик на жиденьких ножках, друг против друга, лицом к лицу.
— Вот и славно, что ты приехал, — сказал Блажек. — Я в такое дело впутался, что не знаю, как и вылезть.
— Что случилось?
— Страшного пока ничего не вижу.
За эти годы отношения Лукаша и Блажека окрепли, родственные чувства сцементировались сознанием общего долга, совместной борьбой. Тем не менее братья никогда не выражали открыто своей приязни друг другу, а тем более радости. Вероятно потому, что за минувшие годы жизнь мало дарила их радостью.
Но сегодня, кажется впервые, Лукаш отдался чувству радости. Выслушав все, что рассказал ему Блажек, он запрокинул руки за голову, выпятил грудь и весело вскрикнул:
— Ну и заварил ты, Ян, кашу! Крутенько заварил!
Блажек как-то искоса поглядывал на него, что свидетельствовало о том, что и он рад.
— Меня возмутил этот капитанишка, — признался Блажек. — Не хочу лгать, вначале я искренне посочувствовал ему. Конечно, не мне печалиться и плакать оттого, что этот соколок попал впросак. Нет, я просто ощутил чувство человеческой жалости. А потом, когда он показал мне зубы, я устыдился своей слабости. Ну, чем может кончить такой мозгляк? Смертью, и такой бесславной, что и слов не подберешь для его эпитафии.
— И кого же ты решил подставить вместо себя? — спросил Лукаш.
— Вот об этом я и хотел с тобой посоветоваться.
Лукаш крепко призадумался. Тут нужен был человек толковый. И мало этого. Человек должен завоевать доверие лондонских гостей и вместе с тем отвечать требованиям гестапо. Задача трудная. Очень трудная.
— Какой тебе дали срок? — спросил Лукаш.
— Срок уже закончился. Ведь тебя не было в городе, — ответил Блажек. — Я обязан назвать этого человека Обермейеру сегодня. Иначе он возьмет это дело в свои руки.
Лукаш снова погрузился в раздумье. Некоторое время спустя он сказал:
— Есть кандидатура!
— Кто?
— Мрачек.
— Понятия о нем не имею.
— Он подполковник, выброшенный из армии в мюнхенские дни за отказ надеть белую повязку во время переговоров с поляками.
— Подходящая фигура, — одобрил Блажек.
— Потом он попал в концентрационный лагерь и бежал весной этого года.
— Это плохо, — заметил Блажек.