– Да-да… Татуировка. Вот тут. – Цестий поднял руку и коснулся пальцем шеи под ухом.
Катон почувствовал, как у него кровь застыла в жилах. И тут услышал, как Макрон тихо выругался.
– Что за татуировка? – спросил он.
Цестий напрягся, пытаясь вспомнить.
– Да я всего один раз её разглядел… Когда мы в термах встречались. Полумесяц и звезда…
Катон сразу вспомнил, где и когда он видел эту татуировку – это было в тот день, когда они прибыли в Рим.
– Так это ж Септимий, кто же ещё, – пробормотал Макрон ему на ухо.
– Значит, Септимий?! В какую это идиотскую кашу мы вляпались?!
У Катона в голове была сплошная мешанина из воспоминаний, догадок, видений и умозаключений, он стоял в полном замешательстве, чувствуя, что оказался в тупике. Значит, это ещё один заговор, упрятанный и таящийся даже глубже, чем тот, что задумали и разработали Освободители. Чудовищный замысел! Катон не мог не восхититься потрясающей хитроумностью этих заговорщиков, хотя она и внушала ему жуткое отвращение. Тут перед ним в первый раз открылась вся глубина лжи и обмана, которыми его и Макрона – вместе со многими прочими – потчевали все эти годы. Он быстро поднялся на ноги и повернулся к другу:
– Нужно немедленно возвращаться во дворец. И сразу отыскать Нарцисса.
– Нарцисса?
При последних отсветах гаснущего факела Катон пристально посмотрел в глаза другу:
– Нас провели. Против императора существует не один заговор. Я уже давно подозреваю это. Но тут имеется и ещё кое-что, Макрон. Надо спешить.
Цестий хрипло засмеялся.
– Что тут смешного? – прорычал Макрон.
– Да я просто разделяю мнение твоего дружка. Час пришёл, теперь самое время действовать.
Катон резко повернулся к нему:
– Это почему же?
– А потому, что последний приказ, который отдал мне Синий, это быть готовым перетащить зерно обратно в склад Фронтина. Завтра рано утром.
– Завтра?! – Катон нахмурился. – Значит, то, что запланировали Освободители, должно произойти нынче ночью… – У него снова образовался ледяной комок в животе. – Дрянь дело, этой ночью они попытаются убить императора! Надо спешить!
Катон повернулся ко входу для публики, но тут раздался жалобный стон. Цестий пошевелился и поднял измазанную кровью руку:
– Погоди! Ты ж обещал мне лёгкую смерть, преторианец!
– Да, обещал. – Катон обернулся к нему и секунду смотрел прямо ему в глаза, прежде чем вынуть кинжал и бросить его в песок рядом с раненым бандитом. – Вот, получи. Ты пользовался таким же, когда наносил удары людям в спину из-за угла. Теперь воспользуйся им для самого себя, если у тебя хватит смелости.
И бегом направился к выходу из Цирка. Макрон последовал за ним.
– Эй! Эй, вы! – закричал им вслед один из служителей. – Его нельзя тут оставлять! Эй! Я вам говорю!
Служитель даже пробежал несколько шагов следом за преторианцами, убегающими во тьму, но потом остановился. Из-под императорской ложи донёсся короткий хриплый стон, затем длинный, затихающий вздох. Когда он повернулся и подошёл взглянуть, что там произошло, смертельно раненный гигант уже лежал на боку совершенно неподвижно и из его груди торчала рукоять кинжала.
При коптящем свете всё той же масляной лампы, которой они воспользовались, когда освещали себе дорогу из императорского дворца, Катон с Макроном вылезли из тайного тоннеля, выходящего к Большому цирку. Макрон недовольно мотал головой, теряясь в догадках по поводу полученных сведений:
– Ничего не понимаю! Зачем Нарциссу потребовалось убивать Агриппину и Нерона?
Катон осторожно попробовал нажать на дверь, которую Нарцисс показал им два часа назад. Она была по-прежнему не заперта, так что он тихонько отворил её и заглянул в чулан, где хранилось топливо для главной дворцовой бани. Вдоль стен тянулись аккуратные штабеля дров. Катон подождал минутку, но впереди не было слышно ни звука и не видно никакого движения. Он сделал Макрону знак следовать за собой.
– Ты сам подумай, Макрон. Ответ-то лежит на поверхности, ты его уже знаешь.
– Кончай умничать, – буркнул Макрон. – Лучше просто объясни.
– Ты же сам видел Агриппину с Палласом, помнишь?
– Да разве такое забудешь?! Жена императора в лапах какого-то гнусного и жалкого грека-вольноотпущенника… Едва ли это можно назвать поучительным зрелищем…
– Вот именно. – Катон улыбнулся. – И тем не менее такова суть дела: Агриппина взяла Палласа себе в любовники. И теперь его судьба накрепко связана с её будущим. И с будущим её сына. Паллас готовится к тому дню, когда Клавдий будет причислен к лику божественных. Если – а это мне представляется весьма вероятным – новым императором станет Нерон, тогда Паллас как любовник Агриппины окажется в очень выгодном положении, при всей полноте власти.
– Ага, понятно.
– Ну и как ты полагаешь, где при таком раскладе окажется Нарцисс?
Макрон даже сбился с шага.
– Погоди, ты что же, считаешь, что он может осмелиться устроить покушение на сына императрицы?!
– А почему бы и нет? Это самое разумное решение. Если он просто организует убийство Палласа, тогда Агриппина наверняка найдёт себе нового любовника, причём достаточно быстро, и тогда Нарцисс снова окажется в прежнем положении. А вот если он убьёт Нерона, тогда у Британика не будет соперников на пути к трону, а Агриппина потеряет своё влияние, а вместе с нею и Паллас. Конечно, самая хитрая штука – устранить Нерона таким образом, чтобы не возникло никаких подозрений, что за этим убийством стоит Нарцисс. Вот он и использовал Септимия и этих бандитов. Именно поэтому Цестий и не напал на Британика. Ему было приказано убить только Нерона и, возможно, его мамашу. Нарцисс был тогда с нами, так что всё выглядело очень естественно, он вроде как подвергался такой же опасности, как и все остальные.
Макрон минуту молчал, пока они устало тащились через чулан с дровами к узкой двери, выводящей в служебные помещения дворца.
– Клянусь богами, Нарцисс и его друзья играют друг с другом в очень опасные игры, – наконец сказал он.
Катон пожал плечами:
– Добро пожаловать в реальность. Такова уж она, повседневная жизнь императорского окружения. Заговоры, предательства, убийства – всё это ежедневная пища тех, кто правит во дворце. – Он повернулся к Макрону и печально улыбнулся. – Теперь сам видишь, как мне повезло, что меня послали служить в легионы. Сомневаюсь, что мне удалось бы выжить, если бы я поступил на императорскую службу, как мой отец. В армии, по крайней мере, знаешь, кто твой враг… Ну, по большей части.