— Он и не будет таким, — неожиданно высказалась Альга. — Если так пойдет, он будет гораздо хуже.
— Ты слишком много себе позволяешь, дорогая! — обидевшись за сына, возмутилась Мама. — Не тебе об этом судить!
— Да, наверное, — не стала спорить Альга. — Прошу прощения.
— Это другое дело, — сказала Мама.
— Какой есть, таким и останусь. И такой буду хорош, — усмехнулся Косточка.
— Подрастет — и дурь сойдет, — подал голос дедушка Филипп. — А кто подрос, тот уж в дурь врос.
— Как гласит народная мудрость, — прибавил Косточка.
— Косточка хочет быть самостоятельным, как его родители, — примирительно и дипломатично сказала Наташа. — Я была бы рада, если бы наш неженка Александр брал в этом смысле с него пример. То есть, конечно, не в смысле баловства, а в смысле самостоятельности.
— Куда ему, вашему неженке! — презрительно сказал Косточка, даже не глядя в сторону Александра, который, кажется, готов был вот-вот заплакать.
— Если вы поссорились, то лучше всего побыстрее помириться, — предложила мальчикам Наташа. — Косточка! Александр! Пожмите друг другу руки и опять будете вместе играть.
— В самом деле! — с энтузиазмом подхватил я. — Ей-Богу, помиритесь, ребятки!
— Давайте, сейчас же помиритесь, — сказала Мама.
— А мы вообще то не ссорились, — дернул плечом Косточка.
— Ты старше, — сказал я, — и должен быть снисходителен. Он еще маленький и, конечно, расстроился, когда ты решил распотрошить его Братца Кролика…
— Я не маленький, папочка! — в тоске воскликнул Александр.
— Конечно, конечно, — испуганно поправился я, — ты не маленький! Я совсем не это имел в виду…
Косточка засмеялся.
— Во-первых, — сказал он, обращаясь ко мне, словно не замечая горестного возгласа и страданий Александра, — я не обязан с ним, плаксой, нянчиться. И не буду… — При этих словах Александр опустил голову, и слезы действительно закапали ему на колени. — А во-вторых, не я решал, что делать с его Кроликом.
— А кто же решал? — удивился я.
— Он сам и решил. А теперь слюни распускает.
— Ничего я у вас не понимаю, — пробормотал я и посмотрел на сына. Тот сжался еще больше.
— А что тут понимать, — охотно объяснил Косточка. — Каждого спрашивали, и каждый отвечал. Еще вчера все решили. А наш первосвященник, патриарх наш, Ваня то есть, это дело даже благословил, освятил…
— Надо же, — заинтересовался я, — значит, у вас в компании даже общественные институты заведены. Это что же, так сказать, параллельные структуры? Духовенство? Гражданские власти? Бюрократия? Репрессивные органы?
— А как же иначе? — пожал плечами Косточка.
— Все правильно, — кивнул я. — Что же дальше? Что вы решали насчет игрушек?
— У нас по этому вопросу было специальное совещание. Совет экспертов. Каждый случай рассматривался индивидуально. Было вынесено общее заключение и даны соответствующие рекомендации.
Так вот что означала странная ночная молитва Александра! Он молился за «приговоренных».
Я быстро переглянулся с дядей Володей и спросил у Косточки:
— Это насчет уничтожения игрушек рекомендации?
— Нет. Это насчет мер против оболванивания людей, — поправил меня Косточка.
— Какого еще оболванивания? Каких людей?
— Хотя бы вашего дорогого Александра. Тех, кого хотят держать на положении умственно неполноценных, дебилов, и обрабатывают соответственно.
— Что значит «обрабатывают»?!
— А хотя бы при помощи так называемых игрушек.
— Почему «так называемых»?
— А разве нет? На самом деле игрушки — это средство воздействия. Оболванивание, одним словом.
— Какое ж тут оболванивание, Косточка? — горячо возразил я. Только теперь я, кажется, начал понимать ход его мысли. — Наоборот, общеизвестно, что игрушки всегда использовались для обучения, образования. Если уж ты взялся рассуждать с научных позиций, то должен знать, что смысл игры как таковой в том и состоит: в интеллектуальной тренировке. Это можно прочесть в любом учебнике…
— Ну да, Серж, в учебниках тебе напишут, — усмехнулся Косточка.
— Но это же элементарно: любая игра — практика для ума, интеллектуальное занятие!
— В обезьяннике или в сумасшедшем доме может быть так оно и есть, — согласился Косточка. — Сиди себе, играй в куклы, двигай фишки, дави на кнопки, собирай кубики или бегай с пластмассовыми автоматами. Нечего сказать — интеллектуальное занятие! Хорошая тренировка для мозгов!.. Что касается меня, то я, слава Богу, вовремя это понял… Кстати, — кивнул Косточка на дядю Володю, — он пел нам те же песни, что и ты, Серж. Пока на него не нашло просветление.
— Знаешь, милый Косточка, — сказала Майя, — кажется, я была не права, когда смеялась над тобой. Я думала, тебе просто хочется поумничать, а ты, оказывается, очень серьезно все обосновываешь. Теперь я понимаю тебя.
— Еще не то поймешь, — пообещал Косточка.
— Вот-вот, — подхватил дядя Володя, — то же самое и Папа сказал: как он, наш Косточка, мол, логично все обосновывает!
— Да, — вздохнул я, — мудрено! Тут действительно целое мировоззрение!.. Но все равно, совсем не обязательно было устраивать этот вандализм. Если ты такой серьезный человек, то можно было найти для игрушек лучшее применение.
— Например? — усмехнулся Косточка.
— Можно было отдать их знакомым малышам…
— Я благотворительностью не занимаюсь.
— Тогда продать. Если тебе это ближе. Игрушки-то очень дорогие. По крайней мере в этом была бы логика.
— Примитивная у тебя логика, Серж. Игрушки пришлось бы загонять за полцены. В любом случае деньги смешные. Психологический эффект важнее денег.
— А может быть, все таки ему очень хочется казаться взрослым, — снова начала Майя. — Поэтому он и пудрит нам мозги. Он у нас на это большой мастер. Ты уж не обижайся, Косточка!
— Ничего, сестра, — спокойно сказал Косточка, — я понимаю твое состояние.
— Что ты понимаешь? — нахмурилась Майя.
— Неймется тебе, а Папа в строгости держит. Фантазий много, не знаешь чем заняться. Замуж тебе хочется, вот что. Я тебе даже сочувствую…
— Ах, ты…
Майя быстро перегнулась через стол, но ее ладонь пролетела в пустоте. Косточка, не поднимаясь со стула, без труда увернулся.
— Хотя, конечно, это, твое личное дело. Я не собираюсь вмешиваться, — сказал он. — А если обидел, прими мои извинения, — беззлобно прибавил он.
— Ладно уж, — улыбнулась Майя.
— Нет, не ладно! — проговорила Мама и, схватив Косточку за ухо, дернула так, что тот вскрикнул от боли. — Знай свое место, мальчишка!