— И ты рассказала ей об этом мальчишке?
— Да.
— И ей, естественно, все это было уже известно?
Я колебалась.
— Думаю, да. Но она могла слышать сплетни. Весь Лондон уже полон слухов о таинственном мальчике, объявившемся в Ирландии. Сегодня вечером я собственными ушами слышала, как об этом рассказывали у меня в гостиной; все только об этом и говорят.
— И твоя мать верит, что ее сын мог восстать из мертвых?
Я немного помолчала, прежде чем сказать:
— Вполне возможно, что и верит. Она ведь никогда мне ничего толком не рассказывает.
— Она ничего тебе не рассказывает, потому что замешана в предательстве против нас и не решается в этом признаться?
— Нет. Потому что привыкла все скрывать.
Он резко рассмеялся.
— Всю жизнь она что-то скрывает! Это ведь она убила во сне святого короля Генриха, она убила Уорика на поле брани, опутав его ведьминым туманом, и Джорджа Кларенса тоже она убила в лондонском Тауэре, утопив в бочонке сладкого вина, и это она с помощью яда убила Изабель, жену Джорджа, и Анну, жену Ричарда. Но ее так никогда и не сумели обвинить ни в одном из этих преступлений! И гибель всех этих людей до сих пор считается загадочной. Она действительно привыкла все скрывать, как ты сама сказала. Она поистине смертоносна, и все ее действия окутаны тайной!
— Все это совершеннейшая неправда, — медленно, с расстановкой произнося каждое слово, сказала я, решив не учитывать тех нюансов, которые, возможно, и выглядели достаточно правдивыми.
— Ну, так или иначе… — Генрих с наслаждением вытянул к огню ноги, обутые в сапоги. — А она случайно не сказала тебе ничего такого, что могло бы нам помочь? Откуда, например, явился этот мальчишка? Каковы его планы?
Я только головой покачала.
— Элизабет… — Голос его звучал почти жалобно. — Что же мне делать? Я не могу бесконечно сражаться с претендентами. Далеко не все из тех, кто сражался на моей стороне при Босуорте, поддержали меня в Ист-Стоуке. А те, кто рисковал жизнью в Ист-Стоуке, вряд ли снова рискнут ею ради своего короля. Я не могу год за годом вести бесконечную войну, спасая свою жизнь и трон. Спасая всех нас! Я ведь один, а их легионы!
— Легионы кого? — спросила я.
— Принцев! — воскликнул он, словно моя мать породила на свет некую кошмарную армию неистребимых фантомов. — В этой стране то и дело появляются все новые и новые принцы!
Пока двор готовился к двенадцатидневным рождественским праздникам, по приказу Генриха к берегам Ирландии из надежного порта Бристоль вышли корабли с воинами на борту. Высадив королевское войско на берег, корабли тут же пустились в обратный путь, но уже с королевскими шпионами на борту, и те, едва ступив на землю, вскочили на коней и во весь опор помчались в Лондон, где сообщили королю, что «этот мальчишка способен влюбить в себя каждого»; стоит человеку на него взглянуть, и он оказывается в плену его обаяния. Едва самозванец достиг берегов Ирландии, как люди подхватили его и на плечах пронесли через весь город, приветствуя его как героя. Он действительно очарователен и прекрасен, как молодой бог, он просто неотразим…
Самозванец отправился праздновать Рождество к одному из ирландских лордов в качестве его гостя. В этом удаленном от побережья замке был устроен роскошный пир; люди веселились, танцевали и пили за свою победу и за здоровье «этого мальчишки», который, должно быть, чувствовал себя совершенно неуязвимым, если столько людей поклялись, что не свернут со своего пути и не допустят поражения.
А я все вспоминала того золотоволосого мальчика, у которого всегда была наготове улыбка, и молилась за него; я молилась, чтобы он не пошел против нас, чтобы он наслаждался своей славой и величием, чтобы поскорее вернулся туда, откуда он прибыл, и вел там тихую и спокойную жизнь. И когда мы с Генрихом вместе шли из часовни в замок, я выждала момент, когда мы с ним окажемся наедине, и сообщила ему, что, скорее всего, я снова беременна.
И тут же тень тревоги исчезла с его лица. Он страшно обрадовался и принялся уговаривать меня побольше отдыхать и забыть о прогулках верхом, а также настоял на том, чтобы из Шина в Гринвич я непременно ехала не верхом, а на палубе барка, и от причала меня перенесли бы на носилках. Но, несмотря на все эти заботливые указания, я заметила, что его по-прежнему терзают совсем иные мысли.
— О чем ты все время думаешь? — спросила я, надеясь, что он скажет о намерении устроить для меня в Вестминстере новую спальню и перевести меня в самые лучшие покои, поскольку теперь мне придется гораздо больше времени проводить в помещении.
— Я думаю о том, что мне придется всеми средствами обезопасить наше пребывание на троне, — спокойно ответил он. — Ибо хочу наверняка обеспечить наследство и нашему будущему ребенку, и всем остальным нашим детям.
Итак, пока моя кузина Мэгги, только что вышедшая замуж, танцевала с мужем, с радостью отринув свое прежнее имя и став леди Поул, мой муж потихоньку выскользнул из зала, где веселились придворные, и спустился на конюшенный двор, где его для откровенного разговора ждал человек, только что примчавшийся верхом в Гринвич и привезший новости, полученные из Франции. Оказалось, что французский король, и без того направивший в Ирландию отлично вооруженное войско для войны с Генрихом, проявляет особый интерес к «этому мальчишке», который одевается исключительно в роскошные шелка. Мало того, французский король утверждает, что Генрих захватил трон только благодаря армии, нанятой на деньги Франции, и сделал это незаконно, ибо теперь всем ясно, что существует принц Йоркский, который по праву и должен сидеть на английском троне. Но хуже всего было известие о том, что король Франции вроде бы собирает флот для полномасштабного военного вторжения в Англию, дабы этот одетый в шелка самозванец мог вернуться на родину, в Лондон.
После тайного свидания на темном конюшенном дворе Генрих вернулся исключительно мрачным, и я успела заметить, как глянула на него миледи, как она тихо обменялась несколькими фразами с Джаспером Тюдором и как они оба уставились на меня через весь зал, полный танцующих придворных. Да, я отлично видела, что они оба долго и без улыбки на меня смотрели.
Мы переехали в Шин, чтобы успеть насладиться первыми днями весны. Впрочем, до лета было еще далеко; ветер так и выл, насквозь продувая долину Темзы и принося по-зимнему холодные дожди, а порой и твердую снежную крупу, больше похожую на град. Эти мелкие белые горошинки усыпали землю в голых садах, быстро превращаясь в грязь. Я приказала хорошенько протопить мои покои и надела свое новое теплое платье из красного бархата, сшитое к Рождеству. Миледи частенько приходила посидеть со мной у огня и, глядя в камин, где горели отличные крупные поленья, говорила:
— Думаю, содержание ты получаешь неплохое, раз можешь позволить себе жечь столько дров, — хотя именно она установила размер того содержания, которое выплачивал мне король и которое, кстати сказать, было значительно меньше содержания моей матери в бытность ее королевой Англии. Короче, миледи прекрасно знала, что особых расходов я позволить себе не могу, но вынуждена покупать дрова, урезая прочие свои расходы, чтобы в моем теперешнем состоянии благополучно дожить до летнего тепла.