— Договорились.
Убрав джип, я забираюсь в шкаф, и мы разговариваем через щелку.
— Благослови Бог Джека, — говорит Ма.
— Благослови Бог Ма и сделай так, чтобы у нее не болел зуб. Благослови Бог джип и дисташку. Благослови Бог все, что есть здесь, в открытом космосе и еще джип. Ма?
— Да?
— А куда мы деваемся, когда засыпаем?
Я слышу, как она зевает.
— Никуда. Мы остаемся здесь.
— Тогда что такое сны? — Я жду ответа. — Они что, из телевизора? — Но она не отвечает. — Может быть, мы переселяемся в телевизор, когда нам снятся сны?
— Нет. Никуда мы не переселяемся. Мы все время здесь. — Ее голос звучит словно издалека.
Я лежу, поджав ноги, и трогаю пальцами кнопки на дисташке. Я шепчу:
— Не можете уснуть, маленькие кнопочки? Ну хорошо, пососите немного. — Я прикладываю их к своим соскам, и они по очереди сосут. Я почти совсем уснул.
Бип-бип. Это дверь.
Я напряженно вслушиваюсь. В комнату врывается холодный воздух. Если бы я высунул голову из шкафа, то через открытую дверь увидел бы звезды, космические корабли, планеты и пришельцев, которые носятся повсюду в своих НЛО. Как бы мне хотелось, как бы мне хотелось, как бы мне хотелось их увидеть!
Бум — это захлопывается дверь, и Старый Ник рассказывает Ма, что одних продуктов не было, а цены на другие стали совершенно невообразимыми.
Интересно, посмотрит ли он на полку и увидит ли джип. Он принес его мне, но, я думаю, сам с ним не играл. Он не знает, как рычит джип, когда я включаю дисташку, — врумммм.
Ма разговаривает с ним недолго. Щелк — выключается лампа, и Старый Ник начинает скрипеть кроватью. Сегодня для разнообразия я считаю не пятерками, а единицами. Но так я сбиваюсь со счета и снова перехожу на пятерки. Так быстрее, и у меня получается триста семьдесят восемь скрипов.
Наконец все стихает. Я думаю, он уснул. Интересно, а Ма тоже засыпает, когда он отключается, или бодрствует и ждет, когда он уйдет? А может, они оба спят, а я бодрствую, как странно. Я могу нарисовать их обоих в кровати или сделать что-нибудь еще. Интересно, а как они спят — рядышком или на разных концах кровати?
И тут мне в голову приходит ужасная мысль.
А что, если он тоже сосет у Ма молоко? Разрешает ли ему Ма или говорит: «Ни за что, это только для Джека»?
Если он напьется молока, он может превратиться в настоящего! Мне хочется вскочить и закричать. Я нахожу на дисташке кнопку включения и нажимаю на нее — она становится зеленой. Было бы хорошо, если бы магическая сила дисташки заставила колеса джипа крутиться прямо на полке. Тогда Старый Ник в ужасе проснется, ха-ха-ха.
Я нажимаю на кнопку «вперед», но ничего не происходит. Ах ты, черт, я же забыл вытащить антенну. Я вытягиваю ее на всю длину и снова нажимаю кнопку, но дисташка все равно не работает. Тогда я высовываю антенну в щель — теперь она снаружи, а я внутри. Я нажимаю на кнопку. Я слышу слабый звук. Это, наверное, у джипа закрутились колеса, и тут…
БАХХХХХ!
Старый Ник ревет, — я никогда еще не слышал, чтобы он так ревел. Он поминает Иисуса, но ведь это сделал не младенец Иисус, а я. Включается лампа, свет сквозь щель бьет мне в глаза, и я зажмуриваюсь. Я откатываюсь назад и закрываюсь одеялом с головой.
Старый Ник орет:
— Что это ты задумала?
Голос у Ма заспанный, она говорит:
— Что с тобой? Тебе приснился кошмар?
Я кусаю одеяло — оно мягкое, словно серый хлеб у меня во рту.
— Ты хотела со мной расправиться? Это правда? — Его голос звучит уже тише. — Я уже говорил тебе однажды, что если ты…
— Я спала, — отвечает ему Ма приглушенным тоненьким голоском. — Смотри, смотри — это дурацкий джип свалился с полки.
Джип совсем не дурацкий.
— Извини, — говорит Ма, — извини, надо было поставить его в другое место, тогда бы он не упал. Мне и вправду очень, очень…
— Ладно, успокойся.
— Давай включим свет…
— Нет, — отвечает Старый Ник. — С меня довольно.
Никто ничего не говорит. Я читаю — один бегемот, два бегемота, три бегемота…
Бип-бип, это дверь открывается, а потом захлопывается, бум. Он ушел. Лампа гаснет. Я ощупываю пол у шкафа в поисках дисташки и обнаруживаю ужасную вещь. Ее антенна стала короткой и острой — наверное, она сломалась.
— Ма, — шепчу я.
Нет ответа.
— Дисташка сломалась.
— Спи. — У нее такой хриплый и пугающий голос, что мне показалось, будто это не она.
Я пять раз пересчитываю свои зубы; у меня всякий раз получается двадцать, но я делаю это снова и снова. Ни один из зубов не болит, но, может быть, заболит, когда мне будет шесть.
Я, наверное, все-таки уснул, потому что вдруг снова просыпаюсь. Я лежу в шкафу, в комнате темно. Ма еще не забрала меня к себе в кровать. Почему? Я открываю дверцы и прислушиваюсь к ее дыханию. Она еще спит; она же не могла сойти с ума во сне, правда?
Я забираюсь под одеяло. Я лежу рядом с Ма, не касаясь ее. От нее исходит жаркое тепло.
Утром, поедая подушечки, я замечаю на шее у Ма темные пятна.
— У тебя на шее грязь.
Ма в это время пьет воду, и, когда она глотает, ее кожа двигается.
Но ведь это совсем не грязь, думаю я. Я зачерпываю подушечки, но они слишком горячие, и я выплевываю их обратно в оплавленную ложку. Мне кажется, это Старый Ник оставил на ее шее следы. Я хочу что-то сказать, но у меня не получается. Я делаю еще одну попытку.
— Извини, это из-за меня джип свалился ночью с полки.
Я встаю со стула, и Ма обнимает меня.
— Чего ты хотел этим добиться? — спрашивает она. Голос у нее по-прежнему хриплый.
— Показать ему.
— Что?
— Я был, я был, я был…
— Все хорошо, Джек. Успокойся.
— Но дисташка сломалась, и вы все на меня злитесь.
— Послушай, — говорит Ма. — Мне совершенно безразличен твой джип.
Я удивленно мигаю:
— Это был подарок.
— Я сержусь из-за того, — ее голос становится все более громким и скрипучим, — что ты его разбудил.
— Кого — джипа?
— Нет, Старого Ника. — Она так громко произносит это имя, что я вздрагиваю. — Ты его напугал.
— Он испугался меня?
— Он не знал, что это сделал ты, — говорит Ма. — Он подумал, что я решила его убить, сбросив тяжелый предмет на голову.