— Какими, например?
— Ну, работой, я думаю. Друзьями. Путешествиями. Хобби.
— А что такое хобби?
— Разные способы проводить выходные. Я, например, собирал старые монеты со всего мира. Они хранились у меня в бархатных коробочках.
— Почему?
— Ну, с ними гораздо проще, чем с детьми, никаких вонючих пеленок.
Услышав это, я смеюсь. Он протягивает мне кусочки «Лего», которые каким-то непонятным образом превратились в машинку. У нее есть раз, два, три, четыре колеса, которые крутятся, крыша, водитель и все, что нужно.
— Как ты это сделал?
— По кусочку зараз. Возьми один, — говорит он.
— Какой?
— Какой хочешь.
Я беру большой красный квадрат. Отчим протягивает мне маленький кусочек с колесом.
— Прикрепи это к нему.
Я соединяю кусочки таким образом, чтобы выступ располагался над углублением, и с силой нажимаю. Отчим протягивает мне еще один кусочек с колесом, и я прикрепляю его к своему квадрату.
— Отличный получился велосипед! Врррууум!
Он произносит это так громко, что я роняю велосипед на пол, и одно колесо отваливается.
— Ой, извини.
— Не надо извиняться. Давай я тебе кое-что покажу. — Он ставит свою машинку на пол и наступает на нее. Крак! Она рассыпается на кусочки. — Видишь? — спрашивает отчим. — Но проблемо. Можешь начинать все сначала.
Бабушка говорит, что от меня плохо пахнет.
— Я всегда мою тело кусочком ткани, — объясняю я ей.
— Да, но грязь прячется в складках кожи. Так что я наполню ванну, а ты залезешь в нее и помоешься.
Она наливает полную ванну горячей воды и насыпает в нее порошок, который образует на дне сверкающие кучки. Зеленого дна почти не видно, но я знаю, что оно никуда не делось.
— Одежду долой, мой милый. — Она стоит, уперев в бока руки. — Ты не хочешь, чтобы я на тебя смотрела? Так я выйду.
— Нет!
— В чем же дело? — Бабушка ждет ответа. — Ты что, боишься утонуть в ванне без своей Ма или еще чего-нибудь?
А я и не знал, что в ванне можно утонуть.
— Пока ты будешь мыться, я посижу вот здесь, — говорит бабушка, похлопывая по крышке унитаза.
Но я качаю головой:
— Ты тоже залезай в ванну.
— Я? Но, Джек, я же каждое утро принимаю душ. Хочешь, я сяду на край ванны?
— Нет, залезай в нее.
Бабушка в изумлении смотрит на меня. Потом издает стон и говорит:
— Ну хорошо, я залезу, если ты без этого не можешь, но только на этот раз… И я буду в плавательном костюме.
— Я не умею плавать!
— А мы и не будем плавать, я просто не буду раздеваться догола, если ты не возражаешь.
— Ты что, боишься?
— Нет, я просто… я не буду раздеваться, если позволишь.
— А я могу раздеться догола?
— Конечно, ты же еще ребенок.
В нашей комнате мы иногда ходили голыми, а иногда — одетыми, и никто никогда не обращал на это внимания.
— Джек, давай будем мыться, пока вода совсем не остыла.
Но она еще не успела остыть, над ней поднимается пар. Я начинаю раздеваться. Бабушка говорит, что сейчас вернется, и уходит.
Статуям разрешается стоять голышом, даже если они изображают взрослых, а может быть, они вынуждены стоять голыми? Отчим говорит, что им очень хочется быть похожими на древние статуи, которые всегда стояли голыми, потому что древние римляне считали, что человеческое тело — самая прекрасная вещь на свете. Я прислоняюсь к ванне, но ее бортик холодит мне живот. Я вспоминаю стихотворение из «Алисы»:
Я слышал, что, болтая с ней,
Меня ты поминал.
Она сказала, что я смел,
Но плавать с ней не стал.
Мои пальцы превращаются в ныряльщиков. Мыло падает в воду, и я играю с ним, представляя себе, что это акула. Возвращается бабушка с полоской ткани на животе, которая похожа на трусы, соединенные с футболкой при помощи бусинок. На голове у нее — пластиковый мешок, она говорит, что это — шапочка для душа, хотя мы собираемся мыться в ванне, а не под душем. Я смеюсь над ней, но только про себя.
Когда она залезает в ванну, вода поднимается, а когда влезаю я, она чуть было не переливается через край. Бабушка сидит в гладкой части ванны, а вот Ма всегда садилась там, где кран. Я устраиваюсь так, чтобы мои ноги не касались бабушкиных, и ударяюсь головой о кран.
— Осторожнее.
Почему это слово всегда произносится уже после того, как ты ударился?
Бабушка не знает никаких водных игр, за исключением «Плыви, плыви, моя лодка». Мы начинаем в нее играть, и вода выплескивается на пол.
У бабушки в ванной нет никаких игрушек. Мне приходится играть со щеткой для ногтей — это подводная лодка, которая чистит дно и находит мыло, превратившееся в липкую медузу. Вымывшись, мы вытираемся. Я чешу себе нос и замечаю под ногтями кусочки своей кожи. В зеркале отражаются маленькие чешуйчатые кружочки, где кожа начала шелушиться. Приходит отчим за своими шлепанцами.
— Я в детстве любил делать вот так… — Он дотрагивается до моего плеча и показывает мне тонкую белую полоску, снятую с моей кожи. А я и не почувствовал, как он ее снял. Он протягивает ее мне. — Держи.
— Прекрати, — говорит бабушка.
Я скатываю из белой полоски шарик — крошечный сухой шарик из моей кожи.
— Сними еще, — прошу я отчима.
— Не шевелись, дай-ка я найду у тебя на шее чешуйку подлиннее…
— Ох уж эти мужчины, — скривившись, произносит бабушка.
Сегодня на кухне никого нет. Я достаю из ящика ножницы и отрезаю себе хвост.
Входит бабушка и в изумлении смотрит на меня.
— Давай я подровняю тебе волосы, если смогу, — говорит она, — а потом ты расчешешь их, как тебе захочется. Надо сохранить прядь волос, это ведь твоя первая стрижка… — Большая часть волос летит в мусорное ведро, но бабушка оставляет три длинные пряди и заплетает их в косичку. Получился браслет, концы которого связаны зелеными нитками.
Бабушка велит мне посмотреться в зеркало, но сначала я проверяю, на месте ли мои мышцы. Нет, моя сила не исчезла с волосами.
Я вижу в заголовке газеты дату: суббота, 17 апреля, а это означает, что я провел в доме бабушки и отчима целую неделю. До этого я неделю прожил в клинике, значит, я нахожусь в мире уже целых две недели. Но я все складываю и складываю их — вдруг я посчитал неправильно? — потому что мне кажется, что прошли уже миллионы лет, а Ма все не возвращается ко мне.