Book.

Сознание входит через ноздри носа и расползается по всей голове, но тело не может двигаться. Вопросы и предположения появляются сами по себе, будто толпа гостей, пришедших к больному. «Ты снова потерял сознание», — говорит один. «Ты в монастыре на горе Ширануи», — говорит другой, и потом все вместе: «Тебя опоили», «Ты сидишь на холодном полу», «Да, тебя опоили: Тануки постарался», «Руки у тебя связаны за колонной, к которой ты привалился за спиной, и лодыжки связаны», «Шузаи предал кто‑то из его людей?»

— Он уже может слышать нас, настоятель, — говорит незнакомый голос.

Откупоренное горлышко стеклянной бутылочки скользит по ноздрям Узаемона.

— Благодарю вас, Сузаку, — этот голос знакомый, но еще не узнаваемый.

Запах риса, саке и соленых овощей предполагает помещение склада.

Письма Орито. Ощущение пустоты на животе. «Их нет».

Осиный рой боли перемещается по его туго соображающей голове.

— Открой глаза, младший Огава, — говорит Эномото. — Мы не дети.

Он повинуется. Лицо владыки Киоги высвечивается из темноты лампой.

— Ты достойный ученый, — говорит лицо, — но жалкий вор.

Три или четыре человеческие тени наблюдают за ними из глубин склада.

— Я пришел сюда, — говорит Узаемон, — не для того, чтобы украсть что‑то ваше.

— Зачем вынуждать меня говорить очевидное? Храм на горе Ширануи — часть феода Киога. Сестры принадлежат храму.

— Мачеха не имела права ее продать, а вы — купить.

— Сестра Аибагава — довольная всем служанка Богини. У нее нет желания уходить отсюда.

— Пусть она скажет мне это сама.

— Нет. Некоторые привычки ее прежней жизни надобно… — Эномото делает вид, что ищет правильное слово, — …отсечь. Ее раны затягиваются, но только нерадивый Владыка-настоятель допустит, чтобы когда‑то близкий ее сердцу мужчина вновь разбередил их.

«Другие, — думает Узаемон. — Что с Шузаи и остальными?»

— Шузаи жив, в порядке, — отвечает на высказанный вопрос Эномото. — Ест на кухне с другими десятью. Твой заговор доставил им некоторые проблемы.

Узаемон отказывается в это верить.

— Я знаю Шузаи десять лет…

— Он верный друг, — Эномото старается удержаться от улыбки. — Но не твой верный друг.

— Ложь, — настаивает Узаемон, — ложь. Уловка, призванная подобрать ключ к моим мыслям…

— Зачем мне врать? — Темно — синий шелк всплескивается вверх, когда Эномото подсаживается поближе. — Да и вообще, такое завершение истории жизни Огавы Узаемона вызывает досаду. Усыновленный некогда знаменитой семьей, поднявшийся благодаря своему таланту до высокого ранга, наслаждающийся уважением Академии Ширандо, постоянным доходом, красивой женой и завидной возможностью торговли с голландцами. Кто бы захотел большего? Огава Узаемон захотел большего! Он заразился болезнью, которую весь мир называет любовью. И, в конце концов, она его и погубила.

Человеческие тени приходят в движение.

«Я не стану умолять его о пощаде, — клянется Узаемон, — но я должен узнать, что и почему».

— Сколько вы заплатили Шузаи за предательство?

— Да перестаньте! Услуга владыке Киоги дороже любых денег.

— Там был юноша, стражник, его убили у Ворот — на- полпути…

— Шпион на службе владыки Саги: твоя авантюра предоставила нам отличную возможность избавиться от него.

— Зачем тащить меня на гору Ширануи?

— Убийство в Нагасаки могло привести к неудобным вопросам, и, как это романтично, твоя смерть так близко от возлюбленной: она же в считаных шагах от тебя! Я не смог устоять перед таким искушением.

— Позвольте мне ее увидеть. — Осы в голове Узаемона гудят все громче. — Или я убью вас, когда приду сюда с той стороны.

— Это ж надо, предсмертное проклятие от ученого Ширандо! Увы, у меня есть доказательства, установленные опытным путем, которые примет Декарт и даже доктор Маринус, что проклятие умирающего не работает. Много лет тому назад многие сотни мужчин, женщин и даже детей поклялись утащить меня в ад. Но тем не менее, как ты видишь, я все еще здесь: расхаживаю по этой прекрасной земле.

«Он хочет увидеть мой страх».

— Значит, вы верите в безумные догмы ордена?

— О да. Мы нашли несколько интересных писем у тебя, но не тот кизиловый футляр. Хорошо, я не буду обещать, что ты можешь купить им свою жизнь: твоя смерть стала необходимостью в тот самый час, когда травница постучала в твои ворота. Но ты можешь спасти резиденцию Огава от уничтожающего огня, который сожжет все в шестом месяце года. Что скажешь?

— Два письма, — врет Узаемон, — переданы сегодня Огаве Мимасаку. Одно вычеркивает меня из списка членов семьи Огава. Другое оповещает о разводе с женой. К чему уничтожать дом, который более никоим образом со мной не связан?

— Просто от злости. Отдай мне свиток или умрешь, зная, что они тоже умрут.

— Скажите, зачем вы украли дочь доктора Аибагавы?

Эномото принимает решение пойти ему навстречу и объяснить:

— Я испугался, что могу ее потерять. Страница из дневника голландца попала ко мне в руки, благодаря доброй службе твоего коллеги Кобаяши. Посмотри. Я принес ее.

Эномото разворачивает лист европейской бумаги и показывает Узаемону:

«Сохрани это, — приказывает памяти Узаемон. — Покажи мне ее в самом конце».

— Де Зут рисует хорошо, — Эномото складывает бумажный лист. — Достаточно хорошо, чтобы вдова Аибагавы Седжан забеспокоилась о том, что у голландца появились планы на самое ценное достояние семьи. Словарь, который твой слуга тайком притащил Орито, доказал это. Мой человек убедил вдову отказаться от похоронного протокола, предусматривающего долгий траур, и решить будущее ее падчерицы без лишних формальностей.

— Вы рассказали той жестокосердечной женщине о ваших безумных обычаях?

— Что земляной червь знает о Копернике, то и ты знаешь о догмах.

— Вы держите гарем уродиц для забав монахов…

— Ты не слышишь, как начинаешь говорить, словно ребенок, который вечером тянет время, чтобы его не отправили в постель?

— А почему тогда не выступить в Академии, — спрашивает Узаемон, — с докладом о…

— Почему вы, смертные комары, полагаете, что мне важно, поверите вы в это или нет?

— …об убийстве ваших «собранных Даров», чтобы «извлечь эссенцию их душ»?

— Это твой последний шанс спасти дом Огавы от…

— А потом разлить по бутылкам, словно духи, и «вдыхать», как лекарство, пытаясь отодвинуть приход смерти? Почему не разделить магическое откровение со всем миром? — Узаемон хмуро смотрит надвигающиеся фигуры. — Вот моя догадка: потому что внутри вас еще есть малая часть, которая не обезумела, ваш внутренний Джирицу, и она говорит: «Это зло».