«То, что тебе представляется «слабостями», — думает Орито, — я называю сочувствием».
— Да, настоятельница, — экономка Сацуки сглатывает слезы. — Просто… они такие…
— Без приношения Даров, — Яиои словно читает по памяти, — реки феода Киога пересохнут, все саженцы увянут и все матери станут бесплодными…
До ночи побега и добровольного возвращения Орито посчитала бы эти слова презренно покорными. Сейчас она понимает — только вера в то, что продолжению жизни нужны их жертвы, дает им силы примиряться с необходимостью разлуки. Акушерка укачивает голодного сына Яиои Бинио:
— Твоя сестра закончила. Позволь матери немного передохнуть.
Настоятельница Изу напоминает: «Мы говорим «носительница», сестра Аибагава».
— Вы говорите настоятельница, — отвечает Орито, — но я — не «мы».
Садае высыпает угольные крошки в очаг: они вспыхивают и плюются огнем.
— Мы, — Орито встречает пристальный взгляд настоятельницы, — пришли к взаимопониманию, помните?
«Наш Владыка-настоятель, — читается во взгляде настоятельницы, — еще скажет последнее слово».
— До этого дня, — Орито не отводит глаз и повторяет, — я — не «мы».
Лицо Бинио влажное, розовое, бархатное; оно морщится долгим пронзительным криком.
— Сестра? — Яиои получает сына, чтобы последний раз покормить его грудью.
Акушерка разглядывает воспаленный сосок Яиои.
— Гораздо лучше, — говорит Яиои подруге. — Пустырник помог.
Орито вспоминает об Отане из Курозане, которая, без сомнений, прислала эту траву, и раздумывает: удастся ли ей настоять на встрече с травницей раз в году? Самая новая сестра все еще остается в храме низшей по рангу, но решение вернуться, принятое на мосту Тодороки, и успешные роды двойняшек Яиои подняли ее статус во многих глазах. За ней признали право отказываться от лекарства Сузаку, ей разрешили трижды в день гулять по крепостной стене храма, и учитель Генму согласился с тем, что Богиня не выберет Орито для одаривания, если Орито будет молчать о подложных письмах. Цена соглашения высока: мелкие стычки с настоятельницей случаются каждый день, и Владыка-настоятель Эномото может отнять у нее все льготы… «Но это битва, — думает Орито, — за будущее».
Асагао появляется в двери:
— Итет уситель Сусаку.
Орито смотрит на Яиои, которая изо всех сил старается не заплакать.
— Спасибо, Асагао, — настоятельница Изу поднимается с легкостью девочки.
Садае поправляет узел платка, повязанного на деформированной голове.
С уходом настоятельницы разговор в комнате становится намного свободнее.
— Успокойся, — говорит Яиои вопящему Бинио. — У меня их две. На, обжора…
Бинио, наконец, находит материнский сосок и начинает сосать.
Экономка Сацуки разглядывает лицо Шинобу.
— Полный, счастливый животик.
— Тяжелые, плохо пахнущие пеленки, — говорит Орито. — Позволь мне, прежде чем она заснет.
— О — о, позволь мне, — экономка кладет Шинобу на спину. — Невелик труд.
Орито уступает женщине постарше право подготовить ребенка к печальному расставанию.
— Я принесу теплой воды.
— Подумать только, — удивляется Садае, — какими букашками были Дары всего лишь неделю тому назад!
— Мы должны благодарить сестру Аибагаву, — говорит Яиои, перекладывая сосущего Бинио, — что они столь быстро стали такими крепкими.
— Мы должны благодарить ее, — добавляет экономка Сацуки, — что они вообще родились.
Нежная, как цветок, ручонка десятидневного мальчика разжимается и сжимается.
— Это благодаря твоей выносливости, — Орито отвечает Яиои, смешивая горячую воду из котелка с холодной водой в горшке, — твоему молоку и твоей материнской любви. «Не говори о любви, — предупреждает она себя, — сегодня не говори». — Дети хотят рождаться, а акушерки только помогают им в этом.
— Ты думаешь, — спрашивает Садае, — «дарителем» двойняшек мог быть учитель Чимеи?
— Этот, — Яиои гладит голову Бинио, — недовольный толстяк, а Чимеи — сухой.
— Тогда учитель Сеирю, — шепчет экономка Сацуки. — Он превращается в короля — гоблина, когда выходит из себя.
В обычный день женщины улыбнулись бы.
— Глаза Шинобу — чан, — говорит Садае, — напоминают мне бедного аколита Джирицу.
— Мне кажется, они — его, — отвечает Яиои. — Он мне опять снился.
— Странно думать, что аколит Джирицу похоронен, — замечает Сацуки, расправляя запачканные пеленки, в которых лежала девочка, — а жизнь его Дара только начинается. — Экономка вытирает едко пахнущую жижу с тельца девочки выцветшей тряпкой. — Странно и горько. — Она промывает попку младенца теплой водой. — Может, у Шинобу один даритель, а у Бинио — другой?
— Нет, — Орито вспоминает голландские тексты. — У двойняшек — один отец.
Учитель Сузаку входит в келью.
— Доброе утро, сестры.
Сестры отвечают Сузаку хором:
— Доброе утро.
Орито чуть склоняет голову.
— Хорошая погода для нашего первого Дара в этом году! Как наши Дары?
— Два кормления ночью, учитель, — отвечает Яиои, — и еще одно сейчас.
— Превосходно. Я дам каждому по капельке «Сна». Они не проснутся до самого Курозане, где две кормилицы уже дожидаются их в гостинице. Одна из них относила Дар сестры Хацуне в Ниигату два года тому назад. Малыши попадут в надежные руки.
— У учителя, — говорит настоятельница Изу, — есть замечательная новость, сестра Яиои.
Сузаку улыбается, показывая острые зубы.
— Твои Дары будут воспитываться вместе в буддийском храме у Хофу бездетным священником и его женой.
— Подумать только! — восклицает Садае. — Маленький Бинио — сын священника!
— Они получат прекрасное образование, — добавляет настоятельница, — как дети храма.
— Они будут вместе, — добавляет Сацуки. — Родная кровь рядом — лучше не бывает.
— Я искренне благодарю, — голос Яиои лишен эмоций, — владыку — настоятеля.
— Ты сможешь поблагодарить его сама, сестра, — говорит настоятельница Изу, и Орито, которая обмывала Шинобу, вскидывает на нее глаза. — Владыка-настоятель должен прибыть завтра или днем позже.
Страх заползает в Орито.
— Я тоже, — лжет она, — с нетерпением жду возможности поговорить с ним.
Во взгляде настоятельницы Изу читается торжество победительницы.
Бинио, наевшись, сосет все медленнее. Яиои гладит его губы, чтобы он не останавливался.
Сацуки и Садае заканчивают заворачивать девочку. Она готова к путешествию.