Роман был любимцем Олега Ивановича. С ним он связывал свои честолюбивые надежды на возвышение Рязанского княжества. И вот надежды эти пошли прахом. Роман приходил к Олегу Ивановичу во сне, Роман то и дело мерещился ему наяву… Князю снилось, как он ведет еще совсем маленького Романа за руку по деревянному полу теремной крытой галереи… Вот Олег впервые сажает пятилетнего Романа верхом на коня… Вот Олег учит своего первенца держать меч…
— Ох, Ромушка, светлая головушка! — просыпаясь, стонал Олег. — Почто же ты покинул меня до срока?
Никто из бояр и дружинников не знал, как успокоить и чем утешить своего князя.
Холодные октябрьские дожди поливали землю. Солнечные лучи с трудом пробивались сквозь плотную завесу из нахмуренных туч.
По всей Рязани стучали топоры, гулко гремели раскатывающиеся бревна, зычно перекликались зодчие и плотники, торопливо возводя дома на месте недавнего пожарища. Ветер далеко разносил по округе запах древесной стружки и сосновой смолы. Строителям помогали все, кто мог, стар и млад. Люди понимали, нужно управиться до первого снега, до зимних холодов, которые были уже не за горами.
Как-то поутру боярин Собирад сообщил Олегу Ивановичу о приезде к нему в гости серпуховского князя Владимира Андреевича.
— Не как посол от князя московского прибыл я сюда, но как родственник твой, желая разделить твою печаль, — сказал Владимир Андреевич, обняв похудевшего и осунувшегося Олега Ивановича с обрезанными в знак траура волосами. — Скорблю вместе с тобой, брат, по старшему сыну твоему. Горе сие вдвойне тяжелее, ибо случилось оно в дни татарской напасти, обратившей Рязань в руины. Я привез тебе деньги, брат, на восстановление храмов и града твоего.
— Благодарю, брат! — растроганно промолвил Олег Иванович. — Раздели со мной трапезу. Я ведь из-за стола к тебе вышел. Давай помянем с тобой усопшего Романа за чашей хмельного меда.
Придя в трапезную, Владимир Андреевич не увидел за столом супругу рязанского князя, поэтому сразу же осведомился о ее здоровье.
— Все ли ладно у Евфросиньи Ольгердовны? — проговорил гость, садясь за стол с яствами. — Не одолевают ли ее немочи телесные? Ведь ей переносить смерть своего первенца вдвойне мучительнее.
— Полагаю, Евфросинья еще не ведает о том, что старший ее сын ушел из мира живых, — с мрачным лицом заметил Олег Иванович, присаживаясь к столу напротив гостя. — Супруга моя до сих пор пребывает в Литве, гостит у брата Ягайлы.
Владимир Андреевич слегка покивал головой и вновь спросил, бросив любопытный взгляд на богато одетого Кашафеддина, также сидящего за столом:
— А это кто? Уж не посол ли ордынский?
Благодаря роскошному восточному одеянию Кашафеддин смотрелся как знатный ордынский эмир или ханский баскак.
— Этого имовитого хорезмийца я вызволил из татарской неволи при взятии Наровчата, — ответил Олег Иванович. — Его зовут Кашаем. Он согласился служить мне, хотя по-русски покуда не разумеет. Ну, это дело поправимое! Ведь и я когда-то не знал ни слова ни по-татарски, ни по-персидски. Ныне же я свободно изъясняюсь на сих восточных языках.
Повернувшись к Кашафеддину, Олег Иванович заговорил с ним по-персидски, пояснив, кем доводится ему прибывший в гости серпуховской князь и о чем меж ними идет разговор.
Кашафеддин с улыбкой поприветствовал Владимира Андреевича на ломаном русском, прижав ладонь к груди. Хорезмийцу сразу приглянулся молодой серпуховской князь, которому не было еще и двадцати пяти лет. Плечистый и статный, с приятным открытым лицом, Владимир Андреевич производил впечатление человека не скрытного и не замкнутого в себе. Расспрашивая Кашафеддина об его отчем крае, он заметил, что в Москву каждое лето приезжают купцы из Хорезма. При этом он хвалил хорезмийские ткани, чеканные сосуды, седла и другие товары.
— Кашай вовсе не торговец, — сказал Олег Иванович своему гостю. — Он — слагатель стихов. Причем, большой искусник в этом деле.
Темно-русые брови Владимира Андреевича удивленно приподнялись.
— Чем же занимался сей стихотворец во дворце Арапши? — поинтересовался он.
— Своим прямым делом — описывал в хронике походы злодея Арапши, — ответил Олег Иванович. — Теперь, когда Арапшу постигла смерть от руки рязанского витязя, Кашай будет вести летопись моих свершений и ратных дел.
— Предлагаю выпить за твою победу над Арапшой, свояк. — Владимир Андреевич поднял свою чашу с хмельным медом. — Слух об этом докатился и до Москвы. Мой двоюродный брат Дмитрий восхищен твоей доблестью и шлет тебе поклон.
Встав из-за стола, Владимир Андреевич слегка поклонился рязанскому князю.
«Стало быть, не по своей воле, но по тайному поручению Дмитрия приехал ты ко мне в гости, своячок, — усмехнулся про себя Олег Иванович, беря со стола тяжелый серебряный кубок с хмельным питьем. — Захотелось Дмитрию вызнать, как это мне удалось одним махом покончить с Арапшой, чего не смогли сделать суздальско-нижегородские полки на реке Пьяне. Небось встревожил Дмитрия этот мой ратный успех. Он ведь мнит Рязань слабой и бессильной!»
В застольной беседе с Владимиром Андреевичем Олег Иванович выяснил, что не только слух о его победе над Арапшой привел того в Рязань. Главная причина его визита заключалась в другом. Оказалось, что бесследно пропавший во время сечи с татарами на реке Цне Даниил Ярославич пребывает в Серпухове. Владимир Андреевич приехал в Рязань, чтобы уговорить Олега Ивановича не смещать Даниила Ярославича с пронского стола. Мол, это не столько его просьба, сколько предостережение со стороны московского князя, который взял Даниила Ярославича под свое покровительство.
— С каких это пор Дмитрий стал совать свой нос в наши рязанские заботы? — нахмурился Олег Иванович. — Ведь я не лезу в его московские дела!
— Не сердись, свояк, — как можно миролюбивее заговорил Владимир Андреевич. — У Дмитрия имеются виды на младшего Даниилова сына, ведь Дмитриева супруга недавно родила дочь. Вот Дмитрий и печется о своем будущем родственнике. Мне самому этот Данила-увалень не по сердцу! Однако сыновья-то у него уродились на загляденье!
— Что верно, то верно, — согласился Олег Иванович. — Почему бы Дмитрию не выделить удел Даниилу Ярославичу из своих владений, коль он так заботится о нем.
Владимир Андреевич пожал плечами, потом ответил:
— Пронск является родовым уделом Даниила Ярославича, ведь там княжили его отец и братья. Дмитрий не хочет ломать старинный родовой уклад, сложившийся в Рязанском княжестве.
— На подвластных Москве землях Дмитрий легко идет на слом древних родовых укладов, обрекая неугодных ему князей на изгойство, — заметил Олег Иванович, бросив на серпуховского князя пристальный взгляд. — Чего же он стремится соблюдать старинный обычай в случае с Даниилом Ярославичем? Это наводит на размышления, свояк.
И вновь Владимир Андреевич пожал широкими плечами, неловко опустив глаза. Было видно, что юлить и хитрить он не умеет, а отвечать напрямик не смеет, боясь тем самым навредить своему двоюродному брату.