— Но даже если он умрет, — закончил седовласый сенатор, похоже, везде имевший вес, — послезавтра ты уплывешь обратно в Италию. Кто-то должен привести Ганнибалу подкрепления, а ты уполномочен им самим и находишься в ранге помощника посла. Так что я не вижу оснований посылать другого военачальника. И сенат со мной согласен.
— Я? — переспросил Федор, словно не расслышал.
— Да, — повторил Магон, — И я обещаю, что тебе дадут флот из тридцати квинкерем с пехотинцами. Время идет, а Ганнибалу, как ты догадываешься, все еще нужны подкрепления.
— Всего тридцать? — возмутился Чайка, едва привыкнув к мысли, что вернется в Италию один, и с него будет весь спрос, — но Ганнибал просил двести квинкерем, а Магон сам говорил мне, что сенаторы обещали ему как минимум сто кораблей с пехотинцами, сорок слонов и пять тысяч нумидийцев. Что можно сделать с тридцатью кораблями против всего римского флота, в котором этих кораблей сотни. А пехотинцы? А нумидийцы?
Сенатор испустил протяжный вздох.
— Сейчас Карфаген взбудоражен. А сенаторы, хоть и возмущены убийством посла, но, не предпримут никаких действий, пока расследование не завершено. Окончательное решение о помощи Ганнибалу будет отложено еще минимум на десять дней, а то и больше, — Магон говорил медленно и весомо, словно отливал каждое слово из свинца, — Поэтому ты вернешься обратно с теми силами, что сенат выделит под моим нажимом немедленно. А когда будет принято положительное решение, Федор Чайка, мы найдем достойных полководцев, чтобы привести подкрепления в Италию.
Чайка сидел как в воду опущенный. Его миссия полностью провалилась. Ганнибал зря надеялся, что знакомство морпеха с Магоном поможет делу. Хотя, тридцать квинкерем, это уже кое-что, но для полной победы над врагом все равно мало.
— И вот еще что, — добавил сенатор, немного помолчав, — Я не хочу, чтобы из-за происков наших врагов Карфаген проиграл эту войну, поэтому я дам тебе вот это.
Он открыл один из потайных ящиков стола и протянул Федору свиток.
— Взамен того, что ты достал для меня. Это не менее ценная бумага.
Федор взял в руки свиток и, спросив взглядом сенатора, развернул. Папирус был испещрен надписями на непонятном языке, но скреплен печатью с диском и полумесяцем.
— Что это? — не понял Федор.
— Это моя верительная грамота. Послание к царю скифов, написанное на их языке.
— Но, зачем она мне? — насторожился морпех.
— Это послание к тому самому царю, которого ты однажды видел, — терпеливо пояснил Магон, — Его зовут Иллур. И он знает, что я могу прислать ему такую грамоту.
— Но, если мне не изменяет память, — удивился Федор, — когда я его видел в последний раз, он был просто одним из вождей.
— За те три года, что ты провел на войне, многое изменилось и не только в Карфагене. Иллур стал царем, а в его ближайших друзьях ходит, как мне докладывают верные люди, один из северных воинов. Ты и его знаешь, ведь именно с ним вместе вы попали на мой корабль.
— Леха? — Федор не поверил своим ушам, — Так он не погиб? И стал у скифов начальником? Вот это да.
А про себя подумал: «Молодец, рядовой Ларин! Моя школа».
— Однако, дело не в нем, — вернулся к теме разговора сенатор, — Иллур очень толковый вождь. Я в нем не ошибся. Он объединил скифов, договорился с сарматами и начал поход на запад. Сейчас одна его армия штурмует стены греческой колонии на берегу моря, а другая стремительно продвигается в сторону самой Греции в обход горного хребта. Его натиск очень силен. Греки ожидают, что, разбив бастарнов и гетов, он очень скоро вторгнется на земли северных фракийцев, а затем и самих греков. Это нам тоже на руку. Однако, мы можем и по-своему сыграть на честолюбии Иллура.
Магон замолчал, подходя к главному. Федор тоже молчал, ошарашенной новостью.
— Так вот, — проговорил, наконец, Магон, — если, вернувшись назад, ты узнаешь, что война затягивается, и, несмотря на мои усилия, в течение месяца подкрепления не подойдут… в этой жизни все может случиться.
Магон снова умолк, словно подбирая слова.
— Так вот, тогда ты можешь показать ее Ганнибалу. Но, не раньше. Возможно, к тому моменту Карфаген уже выиграет войну и эта грамота не понадобится. Но, если нет, — Ганнибал может тайно призвать скифов на земли Рима, обещав им хорошую награду, и не дожидаясь разрешения сената. А их конница сокрушит любого противника и поможет решить исход затянувшейся войны.
Услышав это, Федор понял, что теперь крепко увяз в интригах сенаторов. И не может отказаться, — от таких предложений не отказываются. Но, кроме чувства опасения за свою жизнь, в нем заговорил чувство любви к новой родине. Политики везде одинаковые. И, судя по тому, как шли дела в Карфагене, война могла затянуться, Ганнибал остаться без обещанных подкреплений, а скифы могли стать его последней надеждой.
— Я все исполню, — сказал Федор, пряча свиток под кирасу.
— Будь осторожен, если оно попадет в руки врагов, то его могут использовать против меня, — предупредил напоследок стареющий сенатор.
— Я буду осторожен, — пообещал Чайка, направляясь к выходу.
На следующий день он вышел в море с флотом из тридцати новехоньких и полностью оснащенных квинкерем. Утром, когда Федор посетил смертельно раненного посла в особняке Барка, брат Ганнибала находился без сознания, но был еще жив. «Хороший знак, — решил Федор, бросив взгляд на измождено лицо Магона, боровшегося со смертью, и пообещал, — Помолюсь богам, чтобы он выжил. А то Ганнибал сойдет с ума от горя. Надеюсь, сенатор, разыщет тех, кто напал на него и отомстит».
То время, что Федор провел в Карфагене с момента покушения на посла, он постоянно передвигался по городу с охранниками, но случая проверить их доблесть, к счастью не представилось. Оставляя вновь на неизвестный срок свой дом в столице, Федор, тем не менее, пообещал своим слугам, что война быстро закончится, и он скоро вернется. Даже выдал на прощанье в награду каждому несколько серебряных монет, чтобы помнили его доброту. О выплате жалования им можно было не беспокоиться, — все они были рабами своего хозяина. Но даже в отсутствии хозяина они не прохлаждались, предаваясь праздной жизни. Об этом беспокоился деятельный Акир, регулярно проверявший, чтобы слуги следили за домом Чайки, а также использовавший охранников и кухарку для нужд самого сенатора, если такие возникали.
Оказавшись снова в море, Федор, ставший неожиданно главным в этом посольстве, приказал Бибракту, который теперь командовал флагманом целой эскадры, направить флот вдоль ливийского берега на восток, с тем, чтобы избежать столкновений с римлянами как можно дольше. Он сделал это для того, чтобы хоть часть из подкреплений добралась до Италии и вступила в бой тогда, когда это понадобится самому Ганнибалу, а не римлянам.
Капитан «Агригента» передал приказ на другие корабли, и флот финикийцев. Выстроившись в две линии, отправился в путь. Погода благоприятствовала. Видимость была отличной, хотя Федор, вспоминая дорогу сюда, все же предпочел бы легкий шторм.