— Гм… нет, это просто я сейчас так ее застегнул.
— А! — радостно произнесла она. — Но я уверена, что очень скоро это будет в моде. — Она повернулась к задней двери: — Шериз, дорогая! Наш гость желает тебя видеть!
Ответа не последовало. Улыбка Лукреции вроде бы чуть-чуть пригасла. Голос поднялся до резкого, высокого тона:
— Шериз? Тебя ждут!
— Очевидно, — робко предположил Стюарт, — она еще не готова.
Жена бросила на мужа уничтожающий взгляд.
— Я ей помогу приготовиться. Вы меня простите, мистер Корбетт? Стюарт, предложи гостю вина.
Она вышла в дверь раньше, чем он успел исполнить последний приказ.
— Вина, — сказал Стюарт. — Ах да, вина! Хотите отведать, мистер Корбетт?
Он подошел к круглому столику, где расположились явно напоказ зеленый стеклянный графин и три чашеобразных бокала того же изумрудного цвета. Мэтью не успел ответить «да», как графин был откупорен и начался процесс наливания. Стюарт передал бокал Мэтью и взял себе другой с жадностью и предвкушением изголодавшегося моряка.
Мэтью не успел отпить первый глоток довольно-таки горького букета, когда из задней двери донеслись два женских голоса, решительно настроенных друг друга переорать. Они смешивались и взлетали, как визги гарпий, и вдруг замолчали оба, будто эти два крылатых ужаса врезались в острые скалы.
Стюарт прокашлялся.
— Меня вот лично никогда не пороли, — сказал он. — Я так понимаю, что это не слишком приятно?
— Менее чем приятно, — согласился Мэтью, глядя на дверь как на врата ада, за которыми бушует нечестивая битва. — Но более чем поучительно.
— О да! Я бы тоже так сказал. Насколько я понимаю, вы нанесли рану кузнецу? Но я уверен, что у вас была для того причина. Вы видели, как он не слишком нежно обошелся с лошадью?
— Э-гм… — Мэтью сделал более существенный глоток вина. — Нет, я думаю, что мистер Хейзелтон к лошадям относится с достаточной нежностью. Дело было в том… скажем так… лучше эту тему оставить в стойле.
— Да, разумеется! Я не хотел быть излишне любопытным. — Стюарт снова выпил, а потом секунды три или четыре неудержимо смеялся. — Вот это да! В стойле! Я понял ваш юмор!
Снова выплыла Лукреция, нисколько не менее лучась после только что происшедшей перебранки.
— Приношу мои извинения, — сказала она, не переставая улыбаться. — У Шериз были трудности… с прической. Она хочет хорошо выглядеть, сами понимаете. Девушка у нас перфекционистка и преувеличивает даже малейшие недостатки.
— Дочь своей матери, — буркнул про себя Стюарт, снова опуская губы к бокалу.
— Но каков был бы наш мир, если бы в нем не было перфекционистов? — обратилась Лукреция к Мэтью, решив игнорировать комментарий мужа. — Я вам так скажу: это был бы прах, тлен и неразбериха. Вы согласны, мистер Корбетт?
— Уверен, что это было бы катастрофой, — ответил Мэтью, и этого было достаточно, чтобы в глазах женщины засветился религиозный экстаз.
Широким жестом она показала в сторону стола.
— Поскольку Шериз с минуты на минуту выйдет, приступим к ужину, — объявила Лукреция Воган. — Мистер Корбетт, не сядете ли там, где оловянная тарелка?
Действительно, на столе имелась оловянная тарелка, одна из немногих, которые Мэтью видел в своей жизни. Остальные тарелки были обычные, деревянные, и это дало Мэтью понять, какое значение придают Воганы его визиту. И действительно, у него было чувство, будто с ним обращаются как с царственной особой. Он сел в указанное кресло, слева от него расположился Стюарт. Лукреция быстро надела передник и стала перекладывать кушанья в белые глиняные миски. Вскоре миски были расставлены по столу, а в них находились зеленая фасоль с салом, куриное жаркое с вареной картошкой и беконом, кукурузные лепешки, запеченные в сливках, и тушеные томаты. Если еще учесть свежий каравай хлеба с зернышками фенхеля, пир был воистину королевский. Бокал Мэтью был наполнен вином, а потом Лукреция сняла передник и села во главе стола лицом к гостю — на том месте, где по всем правилам домоводства и брака должен был бы сидеть ее муж.
— Я произнесу слово благодарности, — сказала Лукреция, что было еще одним афронтом по отношению к мужу.
Мэтью закрыл глаза и склонил голову. Женщина произнесла благодарственную молитву, в которой упоминалось имя Мэтью и выражалась надежда, что погибшая душа Рэйчел Ховарт встретится с гневным Богом, стоящим наготове, чтобы снести ее призрачную голову с плеч, когда завершится ее сожжение на костре. Произнесено было жаркое «Аминь!», и Мэтью, открыв глаза, увидел стоящую возле него Шериз Воган.
— А вот и наша красавица дочь! — воскликнула Лукреция Воган. — Шериз, займи свое место.
Девушка, одетая в белое полотняное платье с кружевными лифом и рукавами, так и осталась стоять, где стояла, и глядеть на Мэтью сверху вниз. Действительно привлекательная была девушка, лет шестнадцати-семнадцати, и волны белокурых волос держались в прическе с помощью ряда деревянных гребней. Мэтью подумал, что девушка должна быть очень похожа на свою мать в этом возрасте, хотя подбородок у нее был длиннее и квадратнее, а глаза почти такие же светло-синие, как у отца. Но в этих глазах водянистой конституции никак не просматривалось. В них читался высокомерный холод, от которого Мэтью тут же опустил взгляд, чтобы не задрожать, как от дуновения декабрьского ветра в этот майский вечер.
— Шериз? — повторила Лукреция ласково, но твердо. — Займи. Свое. Место. Будь. Добра.
Девушка села — медленно, по своей воле — справа от Мэтью. И, не теряя времени, положила себе на тарелку куриного жаркого.
— Ты даже не поздороваешься с мистером Корбеттом?
— Здравствуйте, — сказала девушка, отправляя первый кусок в прелестный ротик.
— Шериз помогала мне готовить жаркое, — сказала Лукреция. — Ей так хотелось, чтобы вам понравилось.
— Уверен, что оно превосходно, — ответил Мэтью. Положив себе на тарелку жаркого, он убедился, что оно на вкус так же хорошо, как на вид. Потом оторвал себе ломоть хлеба и обмакнул в густую вкусную подливку.
— Мистер Корбетт — потрясающе интересный молодой человек. — Это было обращено к Шериз, хотя смотрела Лукреция на него. — Он не только утонченный джентльмен и ученик судьи из Чарльз-Тауна, он еще и отбил банду воров и убийц, напавшую на магистрата. Вооруженный только рапирой, если я правильно помню?
Мэтью с благодарностью принял порцию тушеных томатов, ощущая взгляд направленных на него трех пар глаз. Самый подходящий был момент объяснить, что «банда» состояла из хулигана, старой карги и сумасшедшего пьяницы… но произнеслись совсем другие слова:
— Нет… у меня… даже рапиры не было. Не передадите мне лепешек, если не трудно?
— Бог мой, вот это да! — На Стюарта слова Мэтью произвели глубокое впечатление. — У вас вообще не было оружия?