— Ха, так я тебе ее и показала! Что же я, дура? Это невидимая борьба, не-ви-ди-мая. В основном она происходит ночью…
Звук открываемой двери прервал мой психологический натиск.
— Пришли! — вскрикнула Жанна и заметалась по комнате. — Что делать? Что мне делать? — беспомощно приговаривала она.
Я максимально сконцентрировалась и рявкнула:
— Сесть.
Она плюхнулась в кресло.
— Прими оскорбленную позу, — скомандовала я.
Она попыталась принять, но что это была за поза: голова опущена, грудь спрятана, плечи свернуты, в глазах печаль. Разве так должна выглядеть оскорбленная женщина?
— Жанна, расправь плечи, выпяти грудь, гордо подними подбородок, зажги гневом глаза. Вот, уже лучше. Непринужденности не хватает. Ногу повесь на ногу и отставь в сторону локоть. Теперь просто блеск. Что бы тебе ни говорили, подбородок не опускай и не смотри на говорящего.
Едва я успела занять достойную позу за креслом, в котором застыла Жанна, в комнату вошли Елизавета Павловна и Михаил. За их спинами смущенно прятался отец семейства, но я это скорее знала, чем видела.
Елизавета Павловна, к моей досаде, держалась слишком независимо, а вот Миша действительно порадовал меня. Видимо, не прошли даром мои уроки. Несмотря на то, что он входил в комнату на ногах, создавалось впечатление, что он ползет к жене на брюхе.
«За это можно ему кое-что простить», — подумала я, наблюдая, как свекровь разворачивается по левому флангу, пропуская вперед окончательно заробевшего отца семейства и пряча за свою широкую спину сына.
— Всю дорогу грызла его, — с фальшивым гневом сообщила она, подталкивая к нам своего мужа. — Иди, прощения проси, раз хотел семью разрушить.
Бедный ее супруг семенил ногами, клонился головой и лепетал:
— Лизонька, Жанночка, Жанночка, Лизонька, сам не знаю, сам не понимаю.
— Все ясно, — сказала я, принимая его извинения и отставляя беднягу в сторону. — Дальше что?
Жанна хлопала глазками, ничего понять не могла, но подбородок не опускала и не сводила глаз с угла, противоположного мужу и свекрови. Елизавета Павловна, раскинув для объятия руки, пошла на нее, ревущим басом передавая свои чувства:
— Доченька! Прости нас! Мы виноваты! И я виновата!
«Доченька» дернулась, делая попытку броситься в объятия свекрови, но я крепко зафиксировала на ее плече свою длань. Жанна осталась на месте, торча подбородком в угол.
— Я понимаю, мы виноваты, но ты должна нас простить, хотя бы ради вашего с Мишенькой сына, нашего внука, — с рыданиями изрекла Елизавета Павловна, и уже никакая длань не смогла остановить Жанну.
Эта дурочка бросилась, неблагодарная, к свекрови, хотя должна была бы броситься ко мне.
— Я прощаю вас, прощаю, — мямлила Жанна.. — Вы тоже меня простите.
Я онемела от такого предательства. В гневе я пыталась найти в уме эпитет, достойный этой дурочки. «Кикимора болотная!» — ни к селу, ни к городу пришло в мою бедную головушку. Сказывалось общение с бабой Раей. Тут и Миша подбежал со словами «прости, прости». И отец семейства лепетал что-то подобное.
Сцена, достойная большой сцены. Мне было противно на это смотреть, но все же я прослезилась и даже всхлипнула пару раз. Тут предательница вспомнила и про меня и бросилась целоваться со словами благодарности.
— Спасибо, спасибо, — твердила она.
— За что мне-то спасибо? — шепнула ей на ухо я. — Ты еще расскажи им, что я подкупила экспертов.
Жанна мгновенно поменяла репертуар и тут же закричала:
— Как я рада!
Потом Елизавета Павловна взяла меня под локоть и повела в другую комнату.
— Нам надо поговорить наедине, — сказала она.
— Думаю, надо, — согласилась я. Она чувствовала себя неловко и хотела оправдаться.
— Понимаете, долгое время Миша жил один. Со мной, конечно, но без любимой женщины. И вот у него появилась семья. Своя семья. Понимаете?
— А как же, — воскликнула я. — Конечно.
— Сначала я была в смятении.
— Это было очень заметно.
— Но семья состоялась, и жила своей жизнью, и даже ждала ребенка. И тогда во мне вспыхнула такая любовь к этой семье, что я готова ради нее на любые жертвы.
— Знаете, видя ваши возможности, я до смерти жалею об отсутствии у меня достойных врагов. Тотчас хочется натравить вас на них. Неужели не ясно, что столь грубое вторжение в чужую жизнь может эту жизнь разрушить?
— Но не разрушило же.
— Исключительно благодаря мне. Как только я узнала о возникших проблемах, бросила все силы на то, чтобы остановить Жанну. Она сразу же хотела уйти. И потом, я все время ее уговаривала. Видели бы вы, сколько энергии потратила я на то, чтобы она не держала на вас зла.
— Понимаем и не забудем никогда, — заверила меня Елизавета Павловна.
Я вдруг сникла. Где нет борьбы — нет жизни. Я отправилась домой.
Евгений, к восторгу Саньки, гонял по железной дороге поезда.
Расположились они с комфортом, заняв всю комнату. Сын встретил меня вопросом:
— Мама, а знаешь, кто национальный герой Украины?
Я порадовалась, что мой ребенок переключил свои интересы на историю, и предположила:
— Бандера?
Санька с чувством величайшего превосходства сообщил:
— Хрюша, — и на всякий случай добавил:
— Это баба Рая сказала.
Евгений рассмеялся и пустил свой поезд под откос.
— Чем закончилось мероприятие? — поинтересовался он — Тем, что я тебя по-прежнему люблю, — ответила я, «падая» на пол и возвращая поезд на рельсы.
Он улыбнулся и чмокнул меня в нос.
— Может, для большей уверенности и мне пройти этот анализ? — спросил он.
— Уже не надо.
— Почему?
— Потому что есть другие неопровержимые доказательства твоей невиновности.
— Не понял, — сказал Евгений, передавая Саньке пульт управления дорогой. — Пойдем на кухню, поговорим. Неужели ты нашла преступника?
— Увы, да, — вздохнула я, — но это уже не важно.
На самом деле я не знала, как быть со своей тайной. Очень хотелось открыть ее Астрову, но вначале я решила поговорить с Михаилом.